Большая пайка - читать онлайн книгу. Автор: Юлий Дубов cтр.№ 170

Ларри рассеянно провел рукой по волосам.

— Правда? Не обращал внимания. Досталось, конечно. Ты ведь про наши дела знаешь?

— Знаю.

— Ты когда улегся? Сразу же после взрыва в банке?

— Да. Можешь подробно рассказать? А то у меня там телевизор арестовали, чтобы не волновался, потом газеты запретили… По телефону много не узнаешь.

— Сразу после взрыва в банке принялись разбираться, — неохотно начал Ларри. — Стали смотреть документы. Обнаружили два банковских векселя — их Петя купил. Нашли договор с банком. Векселя и договор у Пети в сейфе лежали. Короче, это банк таганских. Про Фрэнка Эл Капоне слышал?

— Это в Чикаго, что ли?

— Если бы! В Москве… Знаешь, кто у него в банке верховодит? Ни за что не догадаешься. Помнишь Вику?

— Какую?

— Да из Института. Ну ту самую. Так вот — в этот банк ее первый муж перебрался, Корецкий, прямо из кремлевской службы. Он там музыку и заказывает.

— Не может быть!

— Как видишь, может. Корецкий хотел нас кинуть на три миллиона, Но не успел. Сейчас мы у него все заблокировали, в последний момент остановили перевод на Кипр. Деньги висят на корсчете.

— Так Петю — это они?

Ларри кивнул.

— Очень спешили. Боялись, что кто-нибудь лишний этот договор увидит. Вызвали Петю в «Балчуг», через мартышку, и там грохнули, Потом банк взорвали, чтобы платежки никому на глаза не попались.

— Кто это раскрутил?

— Платон. Мы потом с Фрэнком встречались. Тут-то и началось.

— А Сысоев здесь с какого боку?

— Ни с какого, — неохотно ответил Ларри. — Это до встречи с Фрэнком было. В общем, стали смотреть договор, а там сысоевская виза. Мы же еще ничего не знали… Стали разговаривать. Как понимаешь, все на нервах… Ну и поговорили.

— Так он… сам?

Ларри снова кивнул. Муса с усилием встал, подошел к окну и отвернулся, глядя на сгущающиеся сумерки. Потом вернулся на место. Глаза у него блестели.

— Нервы никуда стали, — пожаловался он. — Скоро как покойный Леонид Ильич буду. Ну, давай дальше.

— А дальше так. Дали Фрэнку три дня. Чтобы вернул деньги. Объяснили кое-что. Клуб закрыли. Офис закрыли. Стали готовиться. Через три дня Платон должен был ехать в прокуратуру.

— Так.

— А потом, — преодолевая какое-то внутреннее сопротивление, продолжил Ларри, — вообще непонятно что получилось. До сих пор не пойму, как это вышло. Мы Платона спрятали. Знаешь, как? Так, что даже я не знал, где он. А они его вычислили. Вот до сих пор не пойму — хоть убей. И подослали снайпера. Подвинь бумажку. Смотри… Вот дом, вот подъезд. Это, напротив, детский сад. На ремонте. Вот в этом окне — точно напротив — поставили снайпера. Улавливаешь? Я Платона потом сто раз спрашивал — кто мог знать о его логове?

— А он?

— Клянется, что никому не говорил. Похоже на правду. Там одна из девочек Марии живет, он у нее и отлеживался. Адрес только Мария знала.

— Может, она?

— Не знаю. Молчит, плачет. Она после этого случая сама чуть в психушку не угодила. До сих пор вся зеленая ходит. Девочку эту мои ребята потом потрясли … Тоже вроде бы никому ничего… А тут еще вот что. Знаешь, почему Платон уцелел?

— Ну?

— Только он вышел из подъезда — ему навстречу Марик Цейтлин. Тетка у него там живет рядышком, он ее навещал. Прикатил на «мерседесе». А за Платоном я прислал хлебный фургон. Они поговорили минуты две. Марк пошел к «мерседесу», а Платон отстал буквально на пару шагов. Шнурок у него, видишь ли, развязался.

Короче, Марк его пулю и схлопотал. Мы Платона тут же в самолет — и за границу.

— Как он там?

— Нормально.

— А что за взрывы потом были?

— Обычное дело. Снайпер же отрапортовался. Они поняли, что дело сделано, и начали крушить направо и налево. Потом уже, из милицейских сводок, узнали, что завалили не того, и притихли. Сообразили, что Платон жив и теперь на них охота начнется.

— А сейчас как?

— Да так же. Фрэнк в Израиль смотался. Отсиживается там. Этот самый Корецкий — в Москве. С ним восемь человек ходят. Двое сзади, двое спереди, по бокам тоже. Так что его только авиабомбой можно взять, точечным ударом. Ну, понятное дело, пока он здесь, Платону в Москве делать нечего.

— Да… — сказал Муса. — Сколько меня не было? Месяца три? Будто Мамай прошел… Еще расскажи что-нибудь.

— Остальное как обычно, — скучным голосом сообщил Ларри. — Бизнес идет понемногу. Обороты здорово упали. А так все ничего.

Муса помолчал, словно собираясь с мыслями.

— На Заводе что слышно? — спросил он.

— Там все нормально. Работают, план выполняют. Были слухи, что кое-кто хотел остановить главный конвейер. Но потом обошлось. В общем — нормально.

— У нас сейчас сколько заводских машин?

— Немного. Тысяч пять.

— А следующая поставка когда?

— Послушай, — взъерошив усы, сказал Ларри, — ну что ты все о делах, да о Заводе? Тебя лечат — и пусть лечат. Ни о чем не думай. У нас все нормально. И у Платона все хорошо. На Заводе полный порядок. Хочешь, я еще чаю закажу?

Но Муса, непонятно почему защитившийся на заводской теме, не отставал.

— Нет, ты мне скажи… Следующая поставка когда?

— Вот человек, ей-богу… Далась тебе эта поставка! Не помню. Через месяц, может, через два. Чаю хочешь?

— Не хочу!

На этот раз Муса молчал долго. Так долго, что Ларри уже приподнялся, собираясь уходить. На лице его было странное выражение — словно тяжелая ноша неожиданно свалилась с плеч, и он смог наконец перевести дух.

— Ну не знаю, — выдавил Муса, заметив движение Ларри. — Что, с Заводом нет никаких проблем?

Ларри снова сел в кресло и медленно помотал головой, будто разминая шейные позвонки. Он поднес к глазам руку и начал пристально разглядывать покрывающий ее узор из веснушек.

— Нет, — сказал наконец Ларри. — С Заводом проблем нет.

Муса взвился, как бешеный. Все-таки темперамент есть штука трудноизлечимая, даже микроинсульт и больничный режим ничего не могут изменить. Скорее, наоборот… В самых горячих выражениях Муса напомнил Ларри, кто в «Инфокаре» генеральный директор, потом остыл, извинился, подошел к другу, обнял его и, хромая, вернулся к своему креслу.

— Бережешь меня, — откашлявшись, пожаловался он. — На инвалидность перевел…

— Если хочешь знать, то берегу, — сознался Ларри, прикрыв глаза. На лбу у него выступили бисеринки пота — в кабинете было жарко. — И сам берегу — как друга, — и одному человеку обещал… Федору Федоровичу… Что буду тебя беречь. Может, не надо про Завод?