Принц воров - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Горшков cтр.№ 73

Ни то ни другое объяснить было фактически невозможно. Была попытка штатного врача Двора объяснить несчастный случай сильнейшим запахом водки изо рта нарушителя техники безопасности, однако это скорее не проясняло ситуацию, а, напротив, запутывало ее еще сильнее. Дело в том, что Ролан Касторский не пил никогда в жизни. Есть такая порода людей, презираемая грузчиками и тамадами, — непьющие. К ней и относился Касторский, который ни разу не был замечен не только пьяным, но даже выпившим. Есть еще одна порода людей. Они не относятся к трезвенникам, однако никогда не дадут повода подумать о себе окружающим, будто они выпили, словом, пьют много, но не пьянеют. Однако никто не видел Касторского и пьющим! Он пил, выпивал много, но это были молоко, чай и квас.

— Ай-я-яй, — посочувствовал лежащему на прокатном стане размозженному Касторскому капитан военной разведки Павел Шелестов, — как же это он так?

— Может, самоубийство? — предположил директор предприятия.

Шелестов ничего на эту совершеннейшую глупость не ответил, подошел к телефону и набрал номер, разглядеть который директору не удалось.

— Товарищ полковник, мы опоздали.

— Несчастный случай?

— Да. И очень оригинальный. Предстать в таком виде на высший суд решатся немногие.

— Возвращайтесь, — был спокойный приказ.

Известие о том, что информация утекла из «Крестов» и следствием этого явилась смерть одного из фигурантов по делу об ограблении грузовика с деньгами, Шелестов встретил совершенно спокойно. Если Касторский, имя которого назвал Полонский, устранен, то нечего об этом теперь и беспокоиться. Художника убрали люди из НКВД. То же самое случилось бы, доживи Касторский до суда. Ничего существенного, стало быть, не произошло.

Выслушав сына, Шелестов положил трубку, долго курил, прохаживаясь вдоль окна под портретом Иосифа Виссарионовича, и, когда мысль сформировалась окончательно, а каждый шаг был продуман до мелочей, он затушил окурок о хрусталь пепельницы, уселся за стол и снял с телефона трубку.

— Соедините с товарищем Берией, — попросил он телефонистку спецсвязи и откинулся в кресле. — Лаврентий Павлович? Здравствуйте, дорогой. Как ваше здоровье?

— Когда вы заводите речь о здоровье, полковник, мне тотчас хочется принять яд. Впрочем, пока все в порядке. Единственное, что тревожит, — это усталость. Работа без отдыха грозит бессонницей. Но расслабляться сейчас нам нельзя. Это даст возможность врагу набраться сил… Я пока все правильно говорю? Когда будете прослушивать, обратите внимание на бодрый тон, который звучит в моих словах.

— Полноте, Лаврентий Павлович… — насупился Шелестов. — Я вам звоню как старому другу, а вы тут же меня обижаете.

— Что же вы со мной, как со старым другом, информацией не делитесь? — проскрипел в трубке раздраженный голос. — Банду берете, проникая в юрисдикцию моего ведомства, — молчок. Мне говорят — товарищ Шелестов Полонского взял. А вы опять молчите. Какая уж тут дружба может быть…

— Почему же молчу? — удивился полковник. — Вот, звоню! Вы, кстати, Полонского упомянули… Вы наслышаны об этом людоеде?

— Ну… в рамках деятельности банды Домбровского, — был ответ. — А что, много рассказывает бандит?

— Да уж, болтун еще тот оказался. И говорит, и говорит… Фамилию своего стукача из Монетного двора назвал, да вот мы не успели…

— Что же так-то?!

— Представляете, приезжает группа, а Касторский мертв!

— Какой Касторский?

Шелестов расхохотался и потянулся за новой папиросой.

— Человек Полонского в Дворе. Закрутило промеж катков каких-то. Голова у человека в полном беспорядке, так что говорить, если и захотел бы, так нечем было. Словом, не успели. Накладочка вышла.

— Вот вечно вы так, Шелестов! Охраняете Червонца в «Крестах» от сотрудников НКВД, а потом потери свидетелей подсчитываете… Какие еще показания этот педераст дает?

— Каких он только здесь показаний не дает, Лаврентий Павлович… Ох, каких только не дает… Я не менее ста листов извел, пока записывал. Хотел сразу в ЦК направить, а потом подумал — чего торопиться-то? Люди, которых он к антигосударственной деятельности приплетает, быть может, и ни при делах вовсе! Быть может, это клевета на высших должностных лиц страны! А Шелестов тут с этой грязью — и в ЦК… В общем и целом, Лаврентий Павлович, решил я свою писанину за подписью этого… как вы поименовали… Полонского… с указанием всех имен, свидетелей, фактов и документов пока подальше укрыть, проверить все как следует… а Червонца вам отдать.

В трубке воцарилась тишина, но длилась она недолго. Прокашлявшись, собеседник Шелестова заговорил четко, властно, как и положено государственному деятелю его ранга.

— Я вам вот что хочу посоветовать. Как старому другу. Вы эти факты проверьте как следует, товарищ Шелестов. Если ко всем показаниям каждой суки, что через военную разведку прошла…

— Ну, это вы напрасно так о нас, — корректно перебил Шелестов. — Суки — это объект внимания НКВД. Нас же интересуют преступники, покушающиеся на государственную власть извне. Червонец — пешка, хотя и опасная. Вот покровители его — это дело другое.

Трубка снова стала достоянием тишины. Но снова ненадолго.

— И много у него таких покровителей?

— Одного точно знаю, — Шелестов поморщился и предложил: — Знаете что, Лаврентий Павлович, давайте, я немедля встречу в Питере ваших людей, а вы сами у Полонского поспрашивайте, чего он там наговорил… Может, он и вправду просто сука, а я повелся, как ребенок.

— Хорошая идея, — согласился Берия.

— А разве может быть иначе? — удивился Шелестов. — Я полагаю, что старые друзья должны идти навстречу друг другу даже тогда, когда между ними есть какие-то противоречия. Я вам помог Полонского дезактивировать — вы мне когда-нибудь услугу окажете… Разве нет?

Заместитель начальника военной разведки СССР ждал ровно три дня. На исходе последнего, третьего, в кабинет Шелестова занесли кипу корреспонденции с различными грифами секретности. Среди десятков писем и бумажных бандеролей полковнику бросился в глаза толстый, перетянутый бечевкой и украшенный пятью сургучными печатями конверт с грифом «Совершенно секретно». Получателем был указан Шелестов, в адресе отправителя значилось: «НКВД, г. Москва».

Разрезав шнур, сломав печати и разорвав плотную коричневую бумагу, заместитель начальника военной разведки страны высвободил из клочков обертки плотную папку с крепко затянутыми тесемками.

«Совершенно секретно. Личное дело 3 873-46/11. Корсак (Корнеев, Домбровский) Ярослав Михайлович, 1915 г.р. Категория учета: ОСОБО ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК. Начато: 01.10.1946. Закончено:…»

Даты в графе «Закончено» не стояло. И говорило это полковнику Шелестову о многом. Подойдя к камину, он присел перед ним, вынул из кармана спички, а из разорванной папки первый лист.

Он занялся пламенем легко и быстро.