Интерлюдия Томаса - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 27

— Раньше вас грабили, сэр?

— Это первый раз… и надеюсь последний.

— Я тоже надеюсь, что это последний раз.

Несколько легковушек и трейлеров одновременно проносятся по Прибрежной автостраде, которая проложена по насыпи. Поднятые завихрения заставляют бледно-золотистую траву мотаться из стороны в сторону, как волосы танцующей женщины. Съезд пока пуст.

— Грабители обычно работают в паре, — говорит моя жертва. — Я расслабился из-за того, что ты был один.

— Извиняюсь за обман, сэр. А теперь пройдите на север пару миль. Если остановите какую-нибудь машину, я убью и вас, и их.

Для моего уха, голос у меня такой же угрожающий, как голос Вини-Пуха, но дальнобойщик, похоже, воспринимает мои слова серьезно.

— Хорошо, как скажете.

— Я сожалею, что все так вышло, сэр.

Он пожимает плечами.

— Всякое случается, сынок. У тебя есть на то причины.

— Еще один момент. Что везете?

— Индеек.

— Людей в кузове нет?

Он хмурится.

— С чего там быть людям?

— Должен спросить.

— Это рефрижератор, — дальнобойщик указывает на знак, закрепленный на переднем бампере. — Я везу замороженных индеек.

— То есть, будь там люди, их бы заморозило.

— Я о том же.

— Хорошо, идите на север.

— Ты не выстрелишь мне в спину?

— Я не из таких, сэр.

— Не обижайся, сынок.

— Шевелитесь.

Он уходит, такой одинокий. Санта, у которого украли сани и оленя. Уже у заднего борта трейлера говорит:

— Не так-то легко продать краденых замороженных индеек.

— Я знаю, что с ними делать, — заверяю я его.

Когда он отходит от рефрижератора на восемьдесят футов, я забираюсь в кабину и захлопываю дверцу.

Это действительно плохо. Мне стыдно, когда я это пишу. Я убивал людей, это так, но они были злобными выродками, которые хотели убить меня. Я никогда ничего не крал у невинного человека… даже у плохого и злого. Если только не считать кражей заимствование пистолета у плохиша, чтобы потом его же из этого пистолета и застрелить. Но я считаю, что подобное деяние скорее самозащита, чем кража, в крайнем случае можно сказать, что пистолет я одолжил, пусть и без разрешения владельца.

На щитке над ветровым стеклом групповая фотография: моя жертва, пожилая пара, вероятно его родители, симпатичная женщина лет пятидесяти, вероятно его сестра Бернис, и мальчишка, как я понимаю, сирота Тимми. На другой фотографии, закрепленной на дверце бардачка над радиопередатчиком, моя жертва с золотистым ретривером, которого он, несомненно, обожает. Рядом с ним карточка-напоминание, на которой красивым шрифтом написано: «ИИСУС ЛЮБИТ МЕНЯ».

Я чувствую себя полным дерьмом. Содеянное мною ужасно, но я собираюсь совершить кое-что пострашней.

Какой-то парень холодным, бесстрастным голосом говорит: «Джоли Энн Гармони», — словно хочет меня напугать.

Я стою в тускло освещенной комнате с шестью мертвецами в костюмах химзащиты, или в космических скафандрах, или в чем-то еще, их лица расплавились, и провалились, и лыбятся, словно у безумных клоунов, а зубы за щитками светятся зеленым. Когда я слышу свое имя, у меня возникает ощущение, что сейчас один из шести, а может, все шесть поднимутся на ноги и шагнут ко мне, живые мертвяки в костюмах химзащиты, зомби-астронавты, но никто из них не шевелится, хотя это не доказывает, что они безвредны, потому что живые мертвяки всегда стремятся к тому, чтобы человек потерял бдительность, а потом захватывают врасплох.

Я думаю, некоторые девочки в этот момент повернули бы назад. Я мало знаю о других девочках. Просидев пять лет в тюрьме у Хискотта, я не смогла завести восемь или десять лучших подружек. А если бы и завела, не смогла бы выскользнуть из «Уголка», чтобы остаться у кого-нибудь из них на ночь и всласть поболтать перед сном. Если бы попыталась, он бы замучил и убил половину моей семьи. Даже сейчас мне хочется бежать обратно, туда, где оставил меня Гарри, но я не говорю, что собираюсь это сделать, нет у меня оснований думать, что там мне будет безопаснее. Если кто-то захочет убить меня здесь, он с тем же успехом может пойти туда и вырвать мои глаза, чтобы поджарить с луком и яйцами на завтрак. Просто идти вперед так же глупо, как вернуться назад, и не менее глупо, чем оставаться здесь, а если все варианты, из которых ты можешь выбирать, глупые, целесообразно остановиться на самом интересном.

— Джоли Энн Гармони, — повторяет мужчина, и, возможно, он невидимый, потому что его голос доносится ниоткуда.

— Да, что вы хотите?

Он мне не отвечает. Может, разочарован тем, что его холодный пугающий голос не испугал меня. Когда Норрис Хискотт имеет возможность влезть тебе в голову, чтобы заставить тебя делать всякие гадости, для того, чтобы испугать тебя, понадобится нечто большее, чем какой-то голос, пусть даже и страшный.

— Вы хотите мне что-то сказать? — спрашиваю я.

— Джоли Энн Гармони.

— Здесь. Присутствую. Je suis [16] Джоли.

— Джоли Энн Гармони.

— И что я делаю, говорю с попугаем или как?

В ответ молчание.

Если начистоту, я признаю, что испугана. В конце концов, я не идиотка. Но я проглатываю испуг, как соплю, потому что именно на нее он похож, когда неожиданно заползает тебе в горло, и я прохожу мимо шести мертвых людей к еще одной большущей круглой двери. Желтый свет, за которым я иду, теперь вроде бы в другой комнате, и, возможно, это другая разновидность Дудочника, который выманил детей из города, потому что тамошние жители не заплатили за избавление от крыс. Что я собираюсь сделать, вы знаете. Вновь все варианты глупые, и это начинает раздражать. Поэтому я разрешаю большой губчатой амебе сначала проглотить меня, а потом выплюнуть в следующую комнату. У меня ощущение, будто меня вымазали чем-то склизким и я воняю прокисшим молоком, но на самом деле я сухая и ничем не воняю.

Желтый свет гаснет, и я слепа, но это не тревожит меня так, как могло бы, потому что все плохое случалось со мной при свете, а если вокруг темнота, то ты не увидишь, если что-то ужасное приближается к тебе, тварь, на которую, к счастью, смотреть не придется. Потом в темноте возникает мягкое мерцающее серебристое свечение, поначалу призрачное, но разгорающееся все ярче. Это гигантская сфера, в этом мраке трудно сказать, насколько огромная, потому что свет остается внутри нее и вырывается лишь на несколько футов.

Что ж, я могу стоять на месте, пока не подогнутся колени, или идти дальше, и я иду, осторожно, чтобы не упасть в яму, если она попадется мне на пути. Пол вновь из упругой резины, и я прохожу как минимум сорок футов от двери- амебы, прежде чем оказываюсь рядом со сферой. В диаметре она футов в пятьдесят, высокая, как пятиэтажный дом. Если только она не подвешена к потолку, то просто плавает, как большущий пузырь. Серебристый свет чуть отражается от черного пола в трех футах под ней. Я не могу сказать, тяжелая она или легкая, как мыльный пузырь, но подозреваю, что тяжелая, и, если бы не левитировала, а легла на пол, пробила бы его, разрушила фундамент и ушла глубоко в землю.