— Перед тобой дверь в тайное святилище. Обрати внимание вот на эти колонны: красная символизирует восхождение духа к свету Озириса, черная означает его пленение в материи, которое может окончиться полным уничтожением и материи, и самого духа. Я говорю тебе, Иисус, это потому, что каждый, кто соприкасается с нашим учением, подвергается великому риску. Слабого или порочного ждет либо безумие, либо смерть. Одни лишь сильные духом и добрые обретают с нами жизнь и бессмертие. Очень много легкомысленных входило в эти двери только для того, чтобы больше не выйти обратно живыми. Впереди — бездна, которая возвращает назад лишь сильных духом и смелых, таких, кого первыми из людей благословил на великие свершения Творец Всего Сущего.
Иерофант умолк, но Иисус понял, что речь его не окончена, что пауза именно для него, чтобы осмыслил он услышанное, и не ошибся в своем предположении: иерофант, все так же держа руку на плече Иисуса, заговорил вновь, теперь уже тоном заботливого отца:
— Подумай, Иисус, основательно о том, куда ты направляешься, о той опасности, какая ожидает тебя. И если твое мужество несовершенно, если душа не готова к подвигу, откажись вступить вот за эту дверь, ибо после того, как она затворится за тобой, отступление уже невозможно.
Всего несколько секунд молчания, но в голове вихрь воспоминаний, того, что пережито и прочувствовано и в пути из Египта на свою родину, и в годы тайной учебы у Ессеев, и особенно в долгие дни искушений в тайной пещере — дни борения желаний и сомнений; и наконец, об окончательном решении. Твердом. Бесповоротном. А еще одна школа, как он посчитал в данный момент, не станет помехой на его пути к цели, а наоборот, поможет более плодотворно нести свое слово людям.
— Я готов переступить порог Святилища!
Сказано это было настолько искренне, что иерофант, похлопав Иисуса по плечу, молвил порывисто:
— Благословляю тебя!
Увы, дверь не отворилась. Изида как сидела в глубочайшей задумчивости, так и осталась неподвижно сидеть. Иерофант же повелел:
— Следуй за мной.
Иисусу еще предстояло целую неделю провести в подчинении у служителей храма, исполняя все их поручения, как самому последнему рабу, и не роптать, а набираться сил и мужества для предстоящего рискованного шага в неизвестность. Одно лишь отличало Иисуса от рабов храма: он не только смиренно исполнял самую грязную работу, но вместе со жрецами свершал омовения и слушал священные гимны. И еще одно отличие: он не мог произнести ни одного слова, не мог издать ни одного звука — полное молчание.
Да, это было поистине истязание смирением, особенно тяжкое оттого, что Иисус уже пережил торжество Великого Посвящения и никак не мог ожидать подобного унижения.
В самые трудные моменты этого недельного унизительного испытания он успокаивал себя повторением пророчества Исайи: «Он истязуем был, но страдал добровольно, и не открывал уст своих; как овца, веден Он был на заклание, и, как агнец перед стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих».
Вот, наконец, испытание на самообладание и самодисциплину окончено. Пара неокоров, дождавшись полной темноты, повели Иисуса к двери в Святилище — Изида мягко отодвинулась, и они оказались в совершенно темном зале, весьма узком и длинном. Когда глаза немного привыкли к темноте, Иисус увидел, что зал будто бы был наполнен статуями, тела которых были людские, а головы зверей, птиц и гадов: львов, быков, орлов, соколов, змей — тут вдруг все это многоголовье хищников засветилось, и Иисусу показалось, что они вперили именно в него злобные взоры. К тому же в этом ужасном свете стали отчетливо видны зубы хищников, готовых накинуться на смельчака и растерзать его.
Иисус поежился, остановившись в нерешительности, но один из неокоров указал ему рукой путь вперед, и он повиновался.
Зал миновали в полном молчании и, нырнув в темный коридор, пошагали по нему тихо, без единого слова, без единого сколько-нибудь заметного шума.
Крутой поворот, и впереди — мягкий свет, возникающий, будто из небытия. И он действительно освещал пришельцев из царства тьмы: мумию, которая не лежала в саркофаге, а стояла, прислонившись к граниту, рядом же с ней — скелет человеческий. Между ними низкий и узкий лаз в кромешную мглу.
— Ты еще можешь вернуться, — громко произнес один из неокоров, и это было так неожиданно, что Иисус даже вздрогнул. — Изида не загородила еще выхода. Дальнейший путь уже безвозвратный.
— Я не отступлюсь.
Неокор зажег крохотный фонарик и, подав его Иисусу, пояснил:
— Частица бога Солнца тебе, решительному и храброму.
Оба сопровождающих развернулись и зашагали обратно, и Иисус вскоре услышал, как закрылась дверь в Святилище. Изида, как понял он, возвратилась на свое привычное место. Причем, возвратилась не бесшумно, как открывала вход, а со скрипом. Он будто скребнул по сердцу. Увы, поздно.
Встав на четвереньки, Иисус пополз в неведомую тьму. И вдруг будто пронзил все его тело громкий голос:
— Здесь погибают бездумные, кто восхотел не знаний, но власти.
Эхо, волна за волной, начало повторять эти слова. Иисус считал, не представляя даже, для чего он это делает: раз, два, три, четыре — семь раз повторило эхо грозное предупреждение, и он понял символичность услышанного — через семь сфер нужно пробиться душе, чтобы достичь бессмертия и оказаться в вечном блаженстве сферы эфира. Это он твердо усвоил еще у ессеев. Стало быть, и здесь ждет его наука праведности, которая поможет душе обрести бессмертие. Или… бесславно погибнуть. И телом, и душой. Чтобы вновь перевоплотиться. В кого? Не в тех ли чудищ, какие сверлили его в темном зале горящими злобой глазами?!
Не слишком вдохновляющая перспектива. Обратного пути, однако, уже нет. Об этом его предупреждали не единожды, а он твердил упрямо в ответ: «Я не отступлюсь!» Теперь и в самом деле не отступишься. Либо рай, либо — ад.
Лаз постепенно расширялся, но теперь он круто шел под уклон; и, хотя дно под коленями и локтями было неровным, опасность поскользить вперед неудержимо все возрастала.
Но вот, наконец, ровная поверхность. Более того, лаз расширился до величины грота. Можно распрямиться и, оглядевшись, определить, куда двигаться дальше.
«Что это?! Воронка? И куда? В бездну?!»
Но при свете тусклого фонарика Иисус все же разглядел железную лестницу, которая спускалась в зияющую бездонной чернотой пропасть. Что делать? Выход один — только вперед.
Осторожно он начал спуск по лестнице, проверяя ногой каждую ступеньку на прочность, и, лишь когда убеждался в ее надежности, твердо ставил ногу.
Ступенька за ступенькой, все глубже и глубже спускался он в колодец. Позже он узнает, что эта черная бесконечность — Колодец Истины, пока же этот спуск для него был в жуткое неизведанное.
И вот… екнуло сердце. Нога не нащупала очередной ступеньки. Значит, все! А что дальше?! В первую очередь он попытался с помощью фонарика определить, не близко ли дно, на которое можно было бы спрыгнуть, но бездонность ошеломила его.