Вечерний день - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Климман cтр.№ 41

Он вошел в лифт, нажал кнопку восьмого этажа и, пока тащился наверх, вдруг поменял свое мнение. А может быть, она и жива. Никто не убил же ни Руслана, ни Льва, хотя от них он получил немало информации. Почему же он должен вешать на свою совесть еще и эту смерть, тем более что кроме предположений ничто ее не подтверждает?

То, что тот, кто писал эту записку, слышал их с Мариной разговор или она его в мель­чайших подробностях пересказала, несомненно. Но на этом все очевидное заканчивается, и начинаются нетвердые гипотезы и неуверенные предположения. И вообще в этой истории все очень зыбко.

Взорвался газ у старухи Лериной или кто-то помог ему взорваться?

Историк сам упал с лестницы или кто-то подтолкнул его сзади?

Били его, Платонова, случайные подонки или это было организовано?

Был у него на представлении сегодня Махмуд или ему это показалось?

Перевербовали «сына» и затем отправили в связи с полной бездарностью обратно в Северодвинск или он просто перестал звонить и появляться?

Кроме того, есть ли все-таки шанс, что у этой несчастной девушки есть литературный талант.

Платонов стоял у своей двери, ключ завис в трех миллиметрах от скважины, но войти он не мог. Он вдруг понял, что единственная реальная информация, которой он владеет, - вчерашний разговор с «депутатом и прочее». Правда, было еще одно: получение всех важных предметов и информации - документов, сведений, ключа, наконец, - странным путем. Как бы через ступеньку.

Внезапно за Настиной дверью послышался какой-то шум, Владимир Павлович испу­ганно вставил ключ, повернул его и, как мелкий воришка, юркнул в квартиру и захлопнул за собой дверь. Он прильнул к глазку и простоял почти минуту, но никто не вышел, наверное, она просто прошла по коридору.

Он вдруг понял, что ужасно расстроился из-за того, что опять не увидел ее, захотелось сесть прямо здесь, в прихожей и поплакать над своей неудавшейся жизнью. Вместо этого Платонов, не разуваясь, прошел в комнату, поставил шкатулку на стол и вставил ключ в одно из отверстий. Ключ вошел как по маслу. Поворачивать его Владимир Павлович не стал, побоялся что-нибудь испортить, просто вынул, положил рядом и вернулся в прихожую.

Усталость и сон прошли, наоборот, его охватили азарт и возбуждение. Шутка ли, он соединил два предмета, разлученные почти двести лет назад. Все эти годы менялись поко­ления, приходили и уходили люди, ломались судьбы и перекраивались карты, революции сметали власть и привычный уклад, войны разрушали жизнь людей, а ключ и шкатулка все эти годы существовали раздельно.

Почти двести лет назад в небольшом имении Брянской губернии человек в напудрен­ном парике и в белых чулках закрыл этот ларец. До войны с Наполеоном еще было больше года, а Пушкин - еще никому не известный юноша, Америка - территория «на краю гео­графии», еще не написан «Фауст», не родились Лермонтов, Достоевский и Толстой, и роди­тели Эйфеля не знают, что встретятся и у них родится мальчик инженер, который создаст всемирно известный символ Парижа.

А сегодня он, Владимир Павлович Платонов, почти в самом центре Москвы, коротко стриженный и одетый в американские джинсы или французский халат, откроет ларец и пой­мет, что именно тогда показалось надворному советнику Якову Валериани таким страшным, что он был вынужден разделить эти предметы и принять все меры, чтобы они не соедини­лись.

Хотя нет, ничего он сегодня, конечно, не откроет. Потому что встреча ключа и шкатулки - это только начало. Платонов пошел на кухню, поставил чайник, вспомнил где-то прочитан­ную историю про Макария Великого, древнего святого. Когда он был еще молодым монахом и про то, что он «великий», знал только Бог, Макарий жил в небольшой келье возле египет­ской деревни, плел корзины, отдавал их жителю этой деревни на продажу и этим кормился. А у одной из тамошних девиц был тайный роман с соседским сыном, и она забеременела. По какой-то причине они не могли открыть, кто именно отец ребенка, и, когда скрывать ее положение стало невозможно, она указала на Макария. Отец, дядьки, братья девицы схва­тили бедного монаха и потащили на городскую площадь с намерением учинить расправу. За Макария вступился его «торговый агент», и тогда его не убили, а только обязали содержать ребенка до совершеннолетия. Возвращаясь в свою келью, Макарий смиренно сказал себе: «Ну вот, теперь у тебя есть сын, и ты должен работать в два раза больше.» Когда же девице пришло время родить, она никак не могла разрешиться от бремени, до тех пор пока не при­зналась честно, кто отец ребенка.

- Ну вот, - сказал себе Владимир Павлович, отхлебывая чай, - теперь у тебя есть ключ, и ты должен понять, как открывается шкатулка.

В последнее время он начал замечать за собой привычку разговаривать с самим собою. Не ворчать под нос, а говорить в полный голос, как если бы дома был кто-то еще, кому и были адресованы его слова.

До открывания ларца нужно было пройти еще немалый путь, потому что, как сказал Болтун, один неверный поворот ключа - и замок заклинит навсегда. Наверное, надворный советник Яков Валериани не зря выбрал именно этот ларец для хранения своих секретов.

Кстати, он, Платонов, хотя давно собирался, так ничего и не узнал об этом человеке и его предках. Владимир Павлович допил чай, помыл чашку, поставил в буфет сахар и пече­нье, к которому так и не притронулся, и прошел в комнату. Он, пока ужинал, решил, что открыванием займется завтра на свежую голову, а сейчас только попробует найти информа­цию о семействе Валериани. Но где лучше искать: в «Русском биографическом словаре» или в «Энциклопедии Брокгауза и Эфрона»? Скорее всего, надо посмотреть в обоих. Он нашел нужный том Брокгауза, положил его на стол, а РБС стоял в другом конце комнаты.

Платонов опять вернулся к полкам и, повинуясь интуиции, достал еще кондаковский справочник «Императорской Академии художеств». Биографический словарь пришлось оставить в покое, потому что том на «В» не был издан, а остался в гранках.

Информация, добытая Платоновым, оказалась довольно скудной. Единственное, что его порадовало, фамилию эту он действительно слышал, и память его не подвела. Правда, обнаружилась некая путаница с именами.

Оказывается, в тысяча семьсот сороковых - тысяча семьсот пятидесятых годах в Петербургской академии художеств преподавал знаменитый итальянский художник и гра­вер Джузеппе Валериани, придворный «искусник» императрицы Елизаветы Петровны.

У него, в частности, учился самый знаменитый высоко-ценимый русский гравер Иван Махаев. Именно в связи с ним Владимир Павлович и встречал это имя.

Платонов, правда, хорошо помнил, что речь в его документах все время шла о некоем Джакомо Валериани, хотя и Джузеппе где-то упоминался. Он подошел к секретеру, достал все бумаги, связанные с этим делом, - «свои дневниковые» записи, сделанный им же список пометок Станислава Петровича из книги «Код да Винчи», тетрадку из-под шкафа Руслана, конверт, за которым он ехал к старухе Лериной, а получил от Анастасии, заметки его прия­теля историка и начал просматривать.