Своих не сдаю - читать онлайн книгу. Автор: Максим Михайлов cтр.№ 5

В комнату для свиданий Моргенштейн зашел упругим спортивным шагом. В СИЗО, несмотря на отсутствие элементарных условий, он старался себя не запускать, в камере приседал до седьмого пота, удивляя сокамерников, отжимался по несколько сотен раз подряд, на прогулках пытался бегать вокруг тюремного двора. Надзиратели перемигивались между собой, крутили пальцем у виска, откровенно гоготали, но препятствовать съехавшему на физкультуре спецназовцу не решались. Чем бы дитя ни тешилось… Охота мужику ерундой заниматься, пусть его лишь бы другим не мешал. Он и не мешал, к другим арестантам и надзирателям не лез, делал себе потихоньку упражнения. Потому форму за время ведения следствия не растерял, выглядел подтянутым и свежим. Движения были хищными, гибкими, узлами перекатывались под спортивным костюмом мощные мускулы. Софья Павловна, хоть и в первую очередь адвокат, а потом уж женщина, все же глянула сквозь толстые стекла очков одобрительно. Оценила…

— Гутен морген, Эдуард Вольфович, — улыбнулась она, вставая из-за стола и протягивая арестанту тонкую высохшую ладонь.

— Гутен так, Софья Павловна, гутен так. Морген это утро, а сейчас уже далеко за полдень, — смеясь, поправил он, осторожно пожимая ее протянутую руку. — Кстати, действительно ли гутен?

— Вот ведь, все не привыкну. В школе и в институте английский учила, знаете ли. А насчет гутен или нет… Да, есть определенно хорошие новости, — опускаясь на стул и доставая из дипломата какие-то бумаги, сообщила адвокат. — Наше ходатайство об изменении меры пресечения в отношении Вас, Балаганова и Погодина прокуратурой удовлетворено. Решено выпустить всех троих под подписку о невыезде. Так что, поздравляю, сегодня после обеда Вы покинете эти гостеприимные стены.

Она с интересом глянула на своего подзащитного. Софья Павловна имела солидный адвокатский стаж и повидала на своем веку всякого, но вот этот момент всегда доставлял ей несказанное удовольствие. Приятно было видеть, как воспринимают люди, уже смирившиеся с тем, что попали в лапы к безжалостной Системе, известие о свободе. Сумасшедшая радость молнией сверкнула в глазах арестанта, но внешне Моргенштейн оставался как обычно спокоен, улыбчив, предупредителен и слегка ироничен:

— Подумать только?! Что же такое произошло в большом мире! Умер кто-то из высшего командования, и объявили амнистию всем военным преступникам? Или в Чечне произошел военный переворот и у власти вновь исламские радикалы, а нас решили призвать к крестовому походу на Грозный?

— Ни то, ни другое, — сухо отрезала Софья Павловна, сняв очки и без необходимости протирая замшевым платочком стекла. — Сегодня ночью в камере покончил с собой проходивший с Вами по одному делу Андрей Снегирев. Перерезал себе горло. Это и подтолкнуло прокурора к изменению меры пресечения, побоялся потерять всех подследственных, и так скандал на весь мир…

— Цапель? — отшатнулся Моргенштейн. — Как же так? Мальчишка ведь совсем… Что же он? Довели пацана, сволочи!

Он умолк, растеряно качая головой.

— Тем не менее, если бы не этот прискорбный случай, — с непроницаемым лицом продолжала адвокат. — Ваше освобождение под подписку выглядело бы практически нереальным.

Около ворот СИЗО всегда людно. Сюда приходят родственники и друзья арестантов, чтобы передать им нехитрые, разрешенные ГУИНом посылки, мнутся под воротами в надежде отыскать возможность послать сидельцам весточку с воли, здесь же торжественно с музыкой и песнями встречают освобожденных. Моргенштейна встречать было некому, кроме нанятого адвоката, никого он в Ростове не знал и, соответственно полагал, что никто не знает его. Оказалось, ошибался, причем сильно. Едва за его спиной хлопнула деревянная дверь размещавшейся при воротах будки КПП, как уши заложило истошным воплем:

— И-и-и! Вот он душегуб! Вот он ирод! Креста на тебе нет! Убивец! Как тебя земля-то носит?!

Моргенштейн удивленно оглянулся и уперся взглядом в пестро одетую кучку людей. Впереди всех стоял испитой согнутый жизнью морщинистый старик в спортивных штанах и драной олимпийке с неряшливо написанным на листе дешевого серого ватмана плакатом в руках. «Убийце Моренштерну — справетливый суд!» красовалась надпись огромными красными буквами. Арестант улыбнулся было с грубыми ошибками намалеванному призыву. Но новый вопль, на грани ультразвука, заставил его втянуть голову в плечи.

— Душегуб! Ирод! Глаза твои бесстыжие!

Кричала расхристанная, дородная женщина, неряшливо одетая, с потекшей косметикой вокруг глаз. Она и старик с плакатом явно были здесь заводилами, вокруг них группировалось еще несколько пропитых личностей бомжевато-синюшного вида. Не зная, что предпринять, Моргенштейн растерянно огляделся по сторонам. Что-либо отвечать демонстрантам, доказывать свою правоту было занятием явно глупым и бесполезным, но и заставить их заткнуться требовалось срочно — шедшие по улице люди уже начали с интересом коситься, на разыгрывающееся возле следственного изолятора шоу. Выручила его из затруднительного положения Софья Павловна, лихо подрулив на сверкающей глянцем новехонькой кремовой «десятке» прямо к воротам.

— Не стойте пугалом, садитесь в машину! — властно крикнула она, опустив оконное стекло.

Понятное дело, Моргенштейн не заставил себя долго упрашивать.

— Как Вы здесь оказались? — спросил он, плюхнувшись на переднее сиденье и с видимым облегчением захлопнув дверцу, оставляя снаружи гневные выкрики демонстрантов.

— Стреляли, — улыбнулась адвокат. — На самом деле ожидала чего-то подобного, вот и решила на всякий случай подъехать. Оказалось очень вовремя, правда?

— Да уж, — кивнул головой Моргенштейн.

Почти неслышно шурша хорошо отрегулированным мотором, «десятка» поползла к выезду на улицу.

— Коза крашена! — неистовствовала главная демонстрантка, потрясая кулаками им вслед. — Куда его повезла?! Он же душегуб! Убивец! И тебя, дуру, ночью задушит!

— Ладно тебе, Верка, разошлась! Завали хайло, не пыли, — урезонивал ее старик с плакатом. — Все уже, отработали! Пошли вон лучше за бабками!

— И то правда, — как-то неестественно быстро успокаиваясь, произнесла, вытирая со лба выступивший от натуги пот, женщина. — Пошли.

Перейдя улицу, они остановились возле блестящей лаком спортивной «тойоты». Из машины неспешно выбрался невысокий, смуглолицый кавказец. Остро подбритые усики-стрелочки топорщились над верхней губой.

— Все видел, все слышал! — взмахнул он рукой, останавливая жестом раскрывшую было рот женщину. — Молодцы, все как надо сделали! Вот ваша тысяча, все как обещал!

— Добавить бы надо, Хамид, — задребезжал дискантом старик. — Нас тама народу-то сколько было… Тысячи на всех мало будет…

— Обойдетесь, — презрительно скривился Хамид. — Меньше водки выпьете, свиньи!

— Сам-то кто, баран горный! — вполголоса, так чтобы не услышал садящийся обратно в машину кавказец, ворчала Вера. — За рубль удавится, урод! Понаехали тут с гор, житья от них русскому человеку нет…