Своих не сдаю - читать онлайн книгу. Автор: Максим Михайлов cтр.№ 3

— Но ведь это неправда… — растерянно произнес Андрей. — Я, конечно, не слышал, что там говорили капитану по рации, но слышал, что он отвечал. Он несколько раз переспрашивал, удивлялся… Мы все удивились, чечены явно боевиками не были… Капитан после сказал, что, наверное, это их связники, или разведка, под мирных маскируются. А расстрелять приказали, чтобы боевики не смогли пленных отбить. Мы потом всю ночь дрожали, думали, вот сейчас нас вахи долбить начнут. И не уйдешь — приказа нет. Лейтеха, ну Балаганов, говорил, что нас как живцов используют… Я ведь рассказывал уже…

— Да плевать, что ты там рассказывал! — брызгая слюной, зло выкрикнул следователь. — Ты условный срок получить хочешь, или нет?! Я тебе говорю, все что нужно, это подтвердить в суде, что расстрелять задержанных приказал именно Моргенштейн. Ну что тебе непонятно? Или ты в тюрьму сесть захотел?! Понравилось парашу нюхать?! Всего несколько слов и свобода, условный срок — херня! Это же на воле, не в клетке!

— Вот значит, как теперь тридцать серебряников выглядят… — тихо произнес Андрей.

Вспыхнувшая было вместе с проснувшейся надеждой в его глазах жизнь стремительно уходила, уступая место прежнему угрюмому безразличию. Следователь видел это, понимал, что допустил серьезную промашку, слишком поторопившись со своим предложением, попытался было уцепиться за уходящего из под его контроля обратно в апатию человека, встряхнуть его, вернуть в реальный мир.

— Да что же ты со своей жизнью делаешь, придурок! — выкрикнул он. — Ради кого ты ее ломаешь?! Ради этих убийц и ублюдков?! Да по ним давно тюрьма плачет! Тебе-то, зачем ради них себя губить?! Сядешь ведь лет на десять! По полной программе тебе вкатают! Одумайся пока не поздно!

— Поздно, наверное, уже, — равнодушно выдохнул Андрей. — Я ведь тоже теперь ублюдок и убийца…

— Ах ты! — уже в настоящей, а не притворной ярости, Шинников замахнулся было на остановившимся взглядом глядящего в стену подследственного, но вовремя опустил руку. Этого побоями не проймешь. Надо как-то по-другому…

— Послушай, — обманчиво мягко начал он. — Давай успокоимся, все тщательно, не горячась и не бросаясь громкими словами, взвесим и обсудим. Хорошо, я готов поверить, что ты такой вот весь из себя несгибаемый герой, готовый ради правды взойти на Голгофу. Убедил! Красавец! Но сам башкой-то своей подумай! Моргенштейн и Балаганов с Погодиным все равно сядут. Причем все трое сядут на длительные сроки. Тут даже без вопросов, ты даже не представляешь, какие силы тут вступили в игру. И ты сядешь вместе с ними. Я тебе предлагаю вариант спасения. Твои показания ни в коем случае никого не утопят. Они просто предадут делу ясность и завершенность. И ты при этом выходишь на свободу. Ну, простая же арифметика: либо вы садитесь все четверо, либо садятся трое, а ты свободен. При этом тем троим, ты ничуть не навредил, просто снял несколько неясных вопросов. Помог следствию…

— И тот, кто отдал этот приказ, с облегчением вздыхает и остается на свободе и в полной безопасности, — мрачно улыбнувшись, продолжил Андрей. — Все я прекрасно понимаю.

— А раз понимаешь, тогда давай с тобой по-взрослому в открытую! — прервал его следователь. — Того, кто руководил операцией все равно к ответственности не привлекут! Это большой человек в Москве, перспективная фигура. Его к делу, ни при каких обстоятельствах не примажут, с твоей ли помощью, или без нее. Понял? Однако, если ты поможешь, то отвести от него подозрения будет немного проще, вот и все… За это тебе предлагают условный срок! Именно за это, а не за то, чтобы ты топил своих уродов-начальников! Ну так как?

— Я и говорю, Иудину долю предлагаете, — кивнул головой Андрей. — Только вот плохо кончил Иуда-то… У нас в группе говорили в таких случаях «не лезь в говно, потом не отмоешься». Так что показания свои я менять не буду…

— Вот как значит, честный и гордый? Хорошо… А как же мать-старушка, о ней ты подумал? О сестренке? Им-то каково будет?

— Они поймут, — без особой уверенности тихо выговорил Андрей, еще ниже опуская голову. — Поймут… Им тоже лучше будет, если стыдиться меня не придется…

— Да нет, дорогой! Стыдиться уж точно не придется. Им вскоре вообще ничего делать не придется…

— Почему это? — вскинул голову Андрей, прожигая следака горящими беспокойством глазами.

— Потому что ты не оставляешь мне выбора, — устало произнес Шинников. — Мне нужны твои показания. И если ты не хочешь их давать, придется пойти на крайние меры. В общем, я объявляю тебе ультиматум. Либо ты сейчас и в суде говоришь то, что мне нужно, либо…

Он глубоко вздохнул, собираясь с духом, нелегко было говорить то, что сейчас необходимо сказать, нелегко даже ему, который думал о себе, что уж его-то выдубленную жизнью шкуру ничем не прошибешь.

— Либо что? — севшим голосом спросил Андрей, уже смутно догадываясь, но все еще не веря.

— Либо я передам адрес твоих родных чеченцам, — твердо закончил следователь. — Они обязательно захотят отомстить родственникам бойца спецназа, сам понимаешь. К тому же у тебя теперь целый род личных кровников. Что они сделают с твоей матерью и с сестрой догадаться нетрудно…

Андрей сидел, будто громом пораженный не в силах ни двигаться, ни говорить, ни думать. Перед глазами неотступно стояла провожающая его на вокзале со слезами на глазах мать, маленькая, как-то разом постаревшая, беззащитная, рядом с ней нетерпеливо крутилась не чувствовавшая всей трагедии момента сестренка.

— Ничего личного, парень, — говорил меж тем Шинников. — Просто так сплелись интересы, пойми… Меня самого начальники на вилы взяли, теперь я тебя беру… Неприятно мне это, но выбора, ни у тебя, ни у меня нет… Сутки тебе на раздумья. А завтра, либо показания под протокол, либо, извини… Эй, конвой, уведите его обратно в камеру!

Андрей сам не помнил, как выходил из допросной, как шел, еле переставляя ноги, по гулкому коридору СИЗО. Более-менее приходить в себя он стал лишь в камере, когда забравшись на свою дальнюю верхнюю шконку, наконец, смог позволить себе, зарыв голову в покрытую грязной наволочкой тощую казенную подушку, в отчаянии тихо завыть. Так воет попавший в капкан волк, жалуясь темному небу и пялящейся на него сверху желтым глазом луне на горькую свою волчью долю, на несправедливость и зло окружающего мира. Вот только волки обычно уходят из капканов. Не пытаются заслужить жизнь, лижа сапоги поймавшему их человеку. Не обращая внимания на боль, они перегрызают защемленную лапу и уходят на трех ногах, без надежды на дальнейшую жизнь. На трех лапах долго не проживешь. Но умирают волки всегда свободными. Андрей не мог перегрызть защемленную лапу, слишком цепко держал защелкнувшийся капкан правосудия. Но умереть он мог. Умереть стоя порой действительно лучше, чем жить на коленях, чтобы по этому поводу не говорили почитающиеся сейчас у нас за пророков приземленные и практичные американцы.

Со шконки он слез только когда в кормушку начали просовывать алюминиевые тарелки с грязной недоваренной сечкой. Присев на нижнем ярусе Андрей с усилием пережевывал клейкую, с изредка мелькавшими волокнистыми нитями вываренной тушенки массу. Ел быстро, ни на кого не глядя, больше похожий на помои едва теплый чай тоже выпил одним глотком, не смакуя, как принято. Пару раз ловил на себе удивленные взгляды сокамерников, но никто не подошел к нему, не поинтересовался причинами столь явного пренебрежения неписаным ритуалом ужина. Не принято в тюрьме без спроса лезть к человеку в душу, захочет, сам все расскажет, не захочет, нечего и пытать, а то еще за ментовскую наседку примут. После еды, улучив подходящий момент, Андрей подсел к быстроглазому, покрытому сетью татуировок кавказцу по кличке Казбек. С Казбеком за время затянувшейся подследственной отсидки он, можно сказать, сдружился. В самый первый день, когда ошарашенный, ничего не понимающий и от этого всего боящийся новичок переступил порог камеры, опытный вор-рецидивист Казбек взял его под свое покровительство. Заметив под еще не отросшими волосами на правом виске паренька характерную татуировку с расправляющей крылья летучей мышью, он по-свойски спросил: