Кирилл по-прежнему сидел, обняв жену. Диана зашевелились и застонала, и когда Кирилл посмотрел вниз, он увидел на ее серой юбке большое мокрое пятно.
– Камиль, – тихо проговорила Диана, – позвони, пожалуйста, Джабраилу Магомедовичу. У меня опять живот как каменный.
* * *
Что было дальше, Кирилл не очень запомнил. Диана стонала в «скорой», сначала тихо, потом, забываясь, все громче и громче.
Кирилл держал ее, положив на живот ладони, но пятно на юбке становилось все больше и пахло кровью, в больнице врачи бегали с капельницами и шприцами, белые лампы сияли мертвым светом, и Кирилл не отходил от нее и не выпускал из рук, и главврач Джабраил Алиев, присев перед ним на корточки, объяснял, как маленькому, что самолета не надо, что все решится в течение ближайших двух часов, и вообще резкий перепад давления – худшее, что сейчас может быть.
Как-то, – Кирилл не понял, – как, все обошлось. Схватки затихли, живот роженицы снова стал мягкий и теплый, и она лежала в отдельной палате, под рогатыми капельницами, с бледным лицом и расплескавшимися по подушке волосами, а Кирилл стоял на коленях и плакал, уткнувшись носом ей в бок. Когда он однажды поднял глаза, ему показалось, что он видит в темном стекле огромный черный силуэт, но когда он обернулся, силуэт пропал.
Кирилл вышел во двор в четыре часа утра. Он был растерян, и измучен, и крупные звезды горели над ним, и далеко внизу, под горой, расстилалась сверкающая подкова огней, обжавшая черное весеннее море.
Джабраил Алиев вышел вместе с ним, и когда Кирилл взялся за дверцу машины, главврач подошел и тихо сказал:
– Я с вами. Посмотрю Алихана.
Кавказские горы, наверное, были сделаны из стекла. В этих стеклянных горах всегда все всё знали, и что самое удивительное – эта всеобщая информированность никак не касалась федеральных властей.
* * *
Когда Алиев спустился вниз, Кирилл сидел, как пришел, в гостиной, не скинув даже ботинок и упершись локтями в полированную столешницу из карельской березы. Перед столом беззвучно разевала рот ведущая CNN.
Алиев сказал, что с мальчиком все с порядке, и спросил, не нужна ли помощь самому Кириллу.
– Я не на сносях и в меня не стреляли, – сказал Кирилл.
Алиев ушел, и Абрек и Шахид уехали вместе с ним.
Кирилл еще некоторое время сидел без движения, а потом открыл холодильник и стал искать там водку. Но водки не было, и вообще, как запоздало сообразил Кирилл, в доме не было даже пива.
В конце концов Кирилл вспомнил, что кто-то в прошлом месяце принес ему ящик французского коньяка, для подарков, пошел в подвал и действительно нашел там этот ящик. Коньяк был по три тысячи долларов бутылка, и Кирилл с удивлением подумал, что когда-то это имело значение.
Он поднялся с бутылкой в гостиную, запрокинул голову и выхлестал из горлышка грамм двести, а потом сел в кресло, и добил еще половинку.
В голове стало тепло, и мысли окончательно поплыли. Кирилл сделал еще глоток, разулся и поднялся на второй этаж. Алихан лежал в постели, оглушенный двойной дозой усталости и наркотиков. Белый фонарь на причале заливал комнату неверным светом, и далеко-далеко над уходящей в море косой горело, как в Голливуде, имя Аллаха.
Кирилл вышел на галерею и увидел, что он не спит не один. На галерее стояла старая Айсет, и руки ее шарили в воздухе.
– Мовсар, – сказала Айсет, – Мовсар.
Кирилл взял старуху и отвел ее в комнату. Она мало соображала, но вреда от нее не было.
– Баркала, Мовсар
[7]
, – сказала старуха.
– Мовсар вау со, Кирилл ву
[8]
.
– Нохчийн це ма яу иза
[9]
, – проговорила старуха.
– Камиль ву со. Бусулба дин мIе а аьуна, цIе хийцина аса
[10]
.
Коньяк ударил ему в голову, и комната крутилась вокруг него, как самолет, вошедший в штопор.
Он уложил старуху и спустился вниз, и когда он спустился вниз, он увидел, что в гостиной действительно кто-то есть. У притолоки, там, где выстроились в ряд мужские ботинки и женские сапожки, стоял, упираясь макушкой в слишком низкий для него потолок, огромный человек со спутанными барашками черной бороды, – Ташов Алибаев. Кирилл понял, что он видел правильно, и что Ташов был в роддоме.
Кирилл подошел к нему и пихнул его в грудь бутылкой коньяка.
– Чего ты пришел сюда, – спросил Кирилл, – а? Чего ты ходишь за мной?
– Я пришел пожелать тебе счастья, – сказал Ташов, – тебе и Диане. Я рад за тебя, Кирилл. У тебя трое сыновей, а будет пятеро. Это большое дело для мужчины.
– А у тебя ни одного, – грубо сказал Кирилл. – Че ты пришел в мой дом? Иди в свой. Чего ты пляшешь за моей женой?
Ташов ничего не ответил. Кирилл пошатнулся, и, чтобы удержать равновесие, ухватился за Ташова. Он хотел уцепиться за плечо, но не смог его достать, и схватился за пояс. Он был как десятилетний мальчик, вцепившийся в папу.
– Ты думаешь, я не знаю? – сказал Кирилл, – она тебя любит. Она до сих пор тебя любит. Сукин сын, что ты сделал, чтобы она тебя любила? Вы растоптали ее. Вы даже не дали ей денег на операцию.
Ташов молчал.
– Ты помнишь, что ты говорил мне на Красном Склоне? – сказал Кирилл.
На Красном Склоне Ташов пытался дозвониться Диане. Потом он подошел к Кириллу и попросил кое-что передать ей, если Кирилл останется в живых, но Кирилл никогда не передавал Диане его слов. Да и как он мог передать? Ведь это Кирилл после штурма уехал из республики, а Ташов остался и женился на другой.
– Ты сказал, что в раю все будет по-другому, и что в раю у вас будут дети, – сказал Кирилл, – а потом ты даже не позвонил ей. Убирайся из моего дома. Вон!
Ташов не шелохнулся.
Кирилл замахнулся на него бутылкой и попытался ударить, снизу вверх, но ифрит легко перехватил его руку, вырвал бутылку и поставил ее на подоконник.
– Ты предал ее! – заорал Кирилл, – ради ваших дырявых понтов! Господи, как я ненавижу ваши понты! Почему моя жена не может сидеть со мной за столом? А эта… Фарида? Девочка, которую изнасиловал этот майор? Ты скажешь, это брат ее убил? Ты думаешь, а я не знаю? Не знаю, что Джамал приказал это сделать? Сначала мужу, а потом ее брату? Вы кричите, что вы мужчины, вы вытираете ноги о ваших женщин, а что ты можешь сделать такого, что женщина не делает? Убить? Большая вещь, убивать! А рожать ты можешь, а, Ташов?
– Это правда, – сказал Ташов, – что Булавди может помочь Алихану?