Лопасти еще крутились, перемалывая воздух, Кирилл повернул круглую защелку, распуская притягивавшие его к спинке ремни, а к вертолету уже спешили двое.
Первым шел белокурый красавец лет тридцати. У него была танцующая походка мастера боевых искусств и выправка штандартенфюрера СС; за плечом его висел автомат, вскипая на солнце белым металлом в подствольнике, и его голубые стеклянистые глаза были как линзы оптического прицела. Даже среди исландских льдов этот белокурый атлант казался бы ожившим персонажем Старшей Эдды – здесь, на Кавказе, среди смуглых и черноволосых людей, он казался инеистым великаном, очнувшимся не в то время и не в том месте.
В белокуром викинге было метр девяносто пять, но его спутник возвышался над ним на голову. Кулаки его торчали из рукавов камуфляжа, как два арбуза, черная курчавая борода обрамляла оливково-смуглое лицо. Правое ухо было раскатано в плоский с клубочками блин, и, начиная от уха, на лоб наползал изогнутый длинный шрам, заштопанный необычайно небрежно, – словно дурная хозяйка заметывала дырку в носке нитками другого цвета. На поясе чернобородого ифрита теснилась всякая утварь для убийства, и за плечом его тоже висел автомат, но выглядел он при этом совершенно игрушечным. Казалось, что при надобности эта ожившая иллюстрация из «Тысячи и одной ночи» может перекусить ствол одними зубами, и Кирилл знал, что это впечатление недалеко от истины.
– Oh shit, – сказал сбоку Баллантайн, – are these guys here to meet the copter or to hijack it?
[1]
В эту секунду белокурый Терминатор отомкнул дверь вертолета, Кирилл спрыгнул вниз и очутился в его стальных объятиях.
– Салам, Кирилл!
На Кирилла пахнуло порохом, кровью и дорогим одеколоном. Они уже бежали вниз по лесенке, прочь от сверкающих лопастей.
– Салам, Кирилл! – вскричал чернобородый, и макушка Кирилла ткнулась ифриту куда-то под мышку.
Двое сотрудников «Навалис» с изумлением наблюдали, как худощавый русский консультант обнимается с двумя увешанными оружием туземцами.
Белокурая бестия из «Песни о Нибелунгах» помог Кириллу снять спасательный жилет, повернулся к иностранцам, улыбнулся во все шестьдесят четыре белых волчьих зуба и представился на языке оригинала:
– Hagen. Ich bin der Vorgesetzte des Antiterror Zentrum. Und Tashov ist der Chef von OMON
[2]
.
– Заур Ахмедович в Чираге, – сказал Ташов, – очень извиняется, что он не полетел с вами. Он примет вас вечером.
Рядом с вооруженной охраной стояли буровики в синих спецовках и пожилой аварец в хорошо пошитом костюме, с животом, несколько нависающим над ногами, как вторые этажи в средневековых городах нависают над улицей, и с властным, довольным жизнью лицом, разлинованным сеточкой морщин. Лицо было смутно знакомо, и Кирилл судорожно перебирал картотеку памяти.
– Магомед-Расул Кемиров, – сказал Хаген, – глава компании «Аварнефтегаз», академик, член Российской академии естественных наук и Академии Общественной безопасности и правопорядка. Брат Заура Ахмедовича.
– Кирилл, дорогой, – сказал Магомед-Расул, распахивая руки так широко, словно нес в них воздушный шар, – куда же ты делся, а? Совсем забыл старых друзей. Брат тебя вспоминал каждый день. Говорил: вы мне, бестолочи, не нужны! Мне такой человек, как Водров, нужен! Слышь, Кирилл, ты чего там потерял в своей Америке? Америка загнивает! Этот век будет век России! Слышь, Кирилл, бросай свой уолл-стрит! Иди к нам министром финансов!
Магомед-Расул повернулся и проворно побежал с площадки, большой, черный, лоснящийся, похожий на раскормленного породистого бульдога. Иностранцы спешили за ним. Похоже, они были рады появлению Магомед-Расула. Вряд ли новому вице-президенту «Навалис» и руководителю департамента газопереработки улыбалась мысль вести переговоры с главой ОМОНа и начальником Антитеррористического Центра.
– Эй, Кирилл, – кричал Магомед-Расул, – ты это видел? Это твоя сраная Америка в жизни не видела! Мы две скважины пробурили, и Аллах нам помог! Мы такой газ получили, это лучший на свете газ! Это наш, настоящий, кавказский газ!
Красная решетчатая вышка уходила из воды в небо, как космическая ракета на стартовом столе. С высоты переходов было видно, как помбур замыкает огромные желтые челюсти на уходящей вниз буровой колонне; в подсвечнике за пальцем стояли уже собранные свечи, и когда они спустились вниз, Кирилл увидел исподнюю часть буровой: толстую обсадную трубу, уходящую в малахитовую воду Каспия, и высоко над ней насаженные, как бараньи туши на вертел, похожие на гигантскую кувалду четыре превентора, готовые в любую минуту схлопнуть свои железные челюсти и перекусить трубу, – в случае, если дерзкий комар, решивший укусить земные недра, потерял контроль над тем, что творится внизу, – над миллионами тонн породы с аномально высоким или, наоборот, аномально низким давлением пласта, с газовыми карманами и соляными куполами, с пластами воды, нефти, или сероводорода, и бог знает еще чего, что скрывается под ленивой малахитовой водой и тонкой коркой земли.
Магомед-Расул был прав: они действительно нашли газ с первого раза, и Аллах тут помог или нет, а только его брат потратил двадцать миллионов долларов на разведку.
– Эх, какой газ! – закричал Магомед-Расул, – газ и нефть! Нефть и газ! Ты знаешь, какая у нас будет платформа? Тридцать три скважины будет платформа! Двадцать шесть добывающих, одна контрольная, одна для закачки раствора, одна… э-э… ты знаешь, как бурят горизонтальную скважину? У нас все скважины будут горизонтальные! Новейшие технологии! Россия встает с колен!
– А где Джамал? – спросил вполголоса Кирилл, наклонившись к Хагену.
– Он в горах, – ответил Хаген. – Пост.
– Вы знаете, – стесняясь, сказал Штрассмайер, – у нас на аэродроме не проверили паспорта. Я имею в виду, нам надо поставить отметку о въезде в Россию.
– Какая отметка? – возмутился Магомед-Расул, – здесь не Россия. Здесь Авария.
* * *
Кирилл ожидал, что со скважины они полетят в родовые места Кемировых, глубоко в горы, в Бештойский район, – но оказалось, что у президента новая резиденция.
Вертолет развернулся над берегом, описывая широкий полукруг, и Кирилл увидел издали белые дома, прижатые к бирюзовому морю рыжими нагими горами. Скалы были как атакующий фронт, спешащий сбросить в море докучные человеческие личинки. Между облупившихся хрущевок вставали свежие дорогие многоэтажки и купола новеньких мечетей, вдоль берега, как выдавленная из тюбика паста, от Кюхты до Шамхальска расстилалась тонкая линия дорогих особняков.
В Бештое родовое гнездо Кемировых сидело на самой верхушке горы, словно средневековый замок, господствующий над местностью. Здесь, в Торби-кале, все было по-другому.