Сто полей - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Латынина cтр.№ 102

– Главная причина та, что вы хуже правитель, чем экзарх Харсома.

Советник снова помолчал и продолжал:

– Первые короли из рода Ятунов правили Варнарайном как вассалы государя. Собственно, король – была такая же должность, как граф или викарий. Но пользовались они много большей властью, неужели даже вы. Рыцари повиновались королю как господину, а горожане – как представителю империи. Вы проиграли войну, не начав ее. Пусть это будет справедливая война, – вы можете сохранить свое королевство, признав себя вассалом экзарха Варнарайна, и женитьба вашей сестры будет порукой этого союза.

Король сощурился и сказал:

– Никогда!

– У вас есть выбор. Или ваша власть будет крепче прежней, но вы признаете себя ленником империи. Или вы сохраните титул, а править будет Выборный Совет от городов и местечек, как хочется калеке с обожженными руками.

Король сказал:

– А если я предпочту последнее?

– Тогда, – ответил Арфарра, – небо покарает и этот замок, и этот город, как оно покарало бунтовщиков в Голубых Горах, и все, что я строил в течение года, я заставляю исчезнуть в один миг.

– А если первое? – спросил король. – Куда вы денете Марбода Кукушонка? Убьете?

– Ни в коем случае, – ответил Арфарра. – Мертвый герой – это еще хуже, чем мертвый колдун.

* * *

Наутро, когда народ вновь собрался у Белой Горы, король покаялся, признал себя вассалом государя Великого Света и принял королевство в лен обратно. Заросла трещина, разделившая мир и прошедшая через сердце Золотого Государя.

Об Арфарре-советнике, однако, не было на клятвах и жертвоприношениях ни слуху ни духу, и друга его, Клайда Ванвейлена, тоже не было.

На столе перед Неревеном лежали бумаги, писанные Клайдом Ванвейленом, и послушник, склонив голову, делал еще одну, таким же почерком. Неревен кончил, Арфарра взял бумагу, посыпал песочком, оттиснул личную печать Ванвейлена, и отдал вместе с нефритовым кольцом начальнику тайной стражи Хаммару Кобчику. Тот взял письмо и спросил:

– А если он не придет?

Арфарра-советник усмехнулся и ответил:

– В прошлый раз он был достаточно глуп, чтобы взяться за меч, и достаточно умен, чтобы выпустить меч раньше, чем кислота разъест кости. В этот раз он будет достаточно глуп, чтобы прийти, и достаточно умен, чтобы взять с собой товарища.

Хаммар Кобчик еще раз покачал головой. Он был кровником Марбода Белого Кречета, и поэтому затея Арфарры ему была не очень по душе. Но Арфарра решил так, что Кобчик боится ответственности, если что-то не выйдет, и сказал:

– Хорошо. Тогда возьмите с собой Неревена, и в случае неожиданности считайте, что его решение – мое решение.

Хаммар Кобчик нахмурился, но кивнул.

Арфарра еще раз оглядел своего послушника, потом вдруг спросил:

– Однако, что это за история с нарушенным обетом?

– Каким обетом? – тревожно спросил Неревен.

– Ты ведь вышивал покров Парчовому Бужве, а отдал его за жемчужное ожерелье королевской сестре.

Арфарра усмехнулся и добавил:

– Я, конечно, не скажу, что это Бужва рассердился, а только она его в тот же вечер изорвала в старом саду. Обрывки, говорят, до сих пор по воде плавают.

Неревен опустил глаза и покраснел по самые ушки.

– Ладно, – усмехнулся советник. – Я не Парчовый Бужва. Беги.

Советник долго глядел в раздвижную дверь, закрывшуюся за Неревеном, потом вдруг подошел и быстро распахнул ее. Никого. Советник вернулся, сел в кресло и сказал Хаммару Кобчику:

– Побежал за покровом.

– Зачем? – изумился Хаммар Кобчик.

– Затем, что он его не дарил, – сказал советник.

Помолчал и добавил:

– Мой послушник – шпион экзарха Харсомы. Это, впрочем, было ясно с самого начала.

Хаммар Кобчик изумился:

– И вы все равно преданы экзарху?

Арфарра поднял голову и сказал ровным голосом:

– Истинный государь действует, внимая мнению народа и зная все обстоятельства дела. Как же знать мнение народа без шпионов и жалобщиков?

Арфарра помолчал и добавил:

– Я, однако, лично хочу передать эту вышивку экзарху, чтобы не создавать недоверия между нами.

Хаммар подумал и все понял:

– Даже если вы прочтете в этой вышивке вещи неблагоприятные?

Арфарра усмехнулся и сказал:

– Я ничего не смогу прочесть в этой вышивке. И никто не сможет, кроме секретаря экзарха. И экзарх это знает.

Арфарра подошел к зеркалу, вделанному в стену храмового подземелья, стал вглядываться. Ничего, однако, кроме собственного лица, не увидел; опять кровь на лбу, мешки под глазами, глаза из золотых стали чуть красноватыми.

Арфарра обернулся и сказал:

– Неревена, однако, убьете у Золотой Горы. За этим я его и посылаю с вами. Идите.

Хаммар Кобчик ушел, Арфарра неслышно повернул зеркало, прошел темными храмовыми коридорами, раскрыл тяжелую дверь. За дверью, на золотом алтарном покрове, разостланном прямо на полу, лежал Клайд Ванвейлен, дышал редко и тяжело. Советник потрогал его лоб, холодный, бледный и очень потный.

Советник подумал, что, не считая Даттама в молодости, человека более близкого у него не было и, вероятно, не будет. Что же до экзарха Харсомы, то Харсома – не человек. Бог. Бог воскресающий и умирающий, по имени государство.

* * *

Когда Хаммар Кобчик ушел, из смежной комнаты, другой, чем та, в которую он вышел поначалу, показался Неревен, лег на пол и заплакал горько и страшно. Он слышал все. Неревен ждал, пока Арфарра вернется. Но советник не возвращался, и Неревен не знал, куда и как он ушел. Неревен заметался, схватил было бумагу и тушечницу, разбил ее второпях. Это показалось ему плохим предзнаменованием, он бросил бумагу и побежал вон из храма.

* * *

После того, как король в один день объявил войну стране Великого Света, а на другой день признал себя ее вассалом, после речей Марбода Белого Кречета и чудес в лощине у людей, присутствующих на Весеннем Совете, звенело в ушах и прыгало в глазах, – а это, надо сказать, состояние опасное.

У Ламасских горожан тоже звенело и прыгало.

Заявив королю, что они не собираются воевать, а собираются лучше стать на сторону Марбода Белого Кречета, граждане Ламассы собственно, никак не думали, что король бросит войну, а думали добиться торговых уступок. И, увидев, что их заявление имело такой успех, они очень огорчились, с одной стороны, а с другой – очень обрадовались своей силе.