Плерома - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Попов

Плерома — от греч. рleroma «полнота». Термин христианской мистики, означающий множественное единство духовных сущностей, образующих вместе некоторую упорядоченную «целокупность». В доктринах гностицизма внутри Плеромы зоны группируются по «сизигиям», т.е. как бы брачными парам, по очереди порождающим друг друга.

…И я должен признаться себе, что положение ужасно. Только теперь я осознал это полностью. Я мечтаю избегнуть того, к чему стремился. Достижение поставленной цели, которая теперь так близка, представляется мне с некоторых пор ужасающей катастрофой. Но готов ли я прямо сейчас, резко и однозначно расстаться с прежним планом? Даже в этом я не уверен. И это главная мука.

Мне доверили грандиозные секреты. У меня кружилась голова, когда я думал, к какому великому делу причастен. Какие люди полагались на меня! И вдруг скажу — нет! Меня назовут слюнтяем, подонком, ничтожеством. Этого я боюсь? Не очень. Мучительно сомнение, с которым смотрю я на то, что ставлю на место прежней, отвергаемой цели. Что есть эта новая жизнь, о которой мне против воли мечтается?! Не ничтожная ли иллюзия? А если не так? Если проснулся!? Спал тяжким, черным сном и вдруг открыл глаза. Какого же размера будет ошибка, откажись я от этого просветления?!!

И вот я медлю. Это главная моя работа. Выбор ничтожества. Надежда, что ситуация разрешится сама собой. Или пройдет точку возврата, и тогда мои мучения потеряют смысл и рассеются сами собой. Да, надо признать, что ни на какие судьбоносные шаги я не способен. Выбрать одно — значит зарезать другое.

Сам поражен этим своим сползанием с вершины в болото. Был обреченный рыцарь, стал счастливая тварь. Временно счастливая. Ведь почти наверняка все! все! все! пойдет в тартарары после того, как великий контур замкнется. Раньше я был на девяносто девять и девять десятых процента уверен, что это будет окончательный конец, и радовался этому, а теперь, надеюсь только на эту единственную сотую процента, надеюсь на ошибку в расчетах».

23 часа 59 минут

никакой день Плеромы

никакой месяц Плеромы

никакой год Плеромы

Когда Вадим учился в первом и во втором классе, он очень боялся дней 7-е ноября и 9-е мая. Из-за военных парадов. Он сидел перед телевизором, сжав кулаки и подогнув пальцы ног. И смотрел на экран, настороженно прищурившись. Мучительно долго тянулись колонны танков, гаубиц и огромных, как киты, ракет; издевательски беспечным, подпрыгивающим шагом продвигались по кремлевской брусчатке батальонные коробки морской пехоты, десантников и — что было видеть тяжелее всего — пограничников. И это длилось, длилось… А Вадим ждал, ждал, что вот сейчас идиотски бодрый голос диктора запнется, потеряется на несколько секунд в недрах эфира, а потом трагически сообщит: «Только что, без объявления войны, американские (или китайские) войска нанесли…» Маленький Вадим был убежден, что в праздничных парадах участвуют все наличные силы Советской Армии и границы Родины остаются на время этого представления незащищенными. И позже, когда он уже точно знал, что опасение — это чистейшая глупость, неприятные ощущения, связанные с военными парадами, у него сохранялись в закоулках сознания.

Был еще случай: классная руководительница 5-го «А» Алла Михайловна повела своих детишек в кино, на фильм с Чарли Чаплиным. Алла Михайловна была молодой выпускницей областного педагогического института, ей хотелось просветить районную детвору и приобщить к великому искусству. Она еще не вышла замуж, у нее не было огорода, и поэтому оставались силы для таких порывов. Вадим с огромным трудом досидел до конца сеанса, и как только всех вывели на улицу, его вырвало. Алла Михайловна бросилась ему на помощь. Она тут же заявила, что мальчика отравили в школьном буфете. Мальчик не возражал против этой версии, хотя точно знал, что стошнило его из-за Чаплина. Признаться же в этом не было никакой возможности, потому что он видел, как Аллу Михайловну восхищает этот неприятный человечек, как она восторженно светится при взгляде на экран. В результате его неосознанной влюбленности в классную деву пострадала (правда несильно) заведующая школьным буфетом, мать одного из близких друзей Вадима.

Можно рассказать еще один случай. В городе Калинове, что является географическим центром этого повествования, в то время не было зданий выше четырех этажей. И четырехэтажных всего два: райком партии и общежитие медучилища. Это потом, много позже на Отшибе возвели пару панельных небоскребов. А служил Вадим в Заполярье, на норвежской границе, где и двухэтажное здание редкость. Поэтому, оказавшись проездом по дороге домой в высотке МГУ в гостях у своего школьного друга Толи Бажина, он сделал вот что. Пока друг спал, напившись портвейна, Вадим лег животом на подоконник открытого окна, долго смотрел вниз, а потом достал из чемодана большой, не меньше чем на кило, пакет с армейскими фотографиями, изрезал их самым причудливым образом и выбросил в окно с двадцатого этажа. При этом, он вполне отдавал себе отчет, что это не было выпадом против Советской Армии. Служилось ему неплохо, расстался он с сослуживцами по-хорошему, а дембельский альбом не завел из простой лени. И своеобразным символическим актом ему эта выходка тогда не казалась. Мол, кончаю один этап жизни, начинаю другой. Нет. Просто он хотел что-то сообщить миру таким заковыристым способом, но что именно, отчетливо сформулировать бы не смог. Глупость, конечно, мелкая и жалкая глупость. Ночным ветром орду резаных уродцев снесло куда-то в сторону, так что результат оказался даже ничтожнее замысла. Вадим просто слегка намусорил у подножия столпа отечественной научной школы. Впрочем, хватит о странностях этого юноши. Тем более что и сообщать-то больше нечего. Во всем остальном он и не выделялся особенно.

Портрет его набросать довольно трудно. Среднего роста, среднего телосложения. Сухая голова, глубоко утопленные, близко к переносице сидящие глаза. Жесткие, бесцветные волосы стрехой торчат надо лбом. Когда окликают, оглядывается немного затравленно. Голос тусклый. Когда он произносит пространную фразу, видно, что это стоит ему определенного усилия. Чуть-чуть косолапит. Часто морщит нос, но не потому, что принюхивается. Такая у него реакция на неожиданную мысль.

В общем, никому бы и в голову не пришло ждать от этого паренька экстраординарного поступка. Или хотя бы заметной выходки. Подробный разбор этой личности будет сделан не потому, что она интересна, а потому, что так надо. И хватит оправданий.

Начать рассказ об этом субъекте надо с того, что родиться он должен был во вполне нормальной семье, но она сделалась не вполне нормальной в самый момент его появления на свет. Родительница его, молодая славная Домохозяйка Алевтина Сергеевна, умерла при родах. Отец, Александр Александрович, инженер-педагог, чуть было не повредился умом с горя, ибо очень сильно любил жену, но не повредился, да и ведь что-то нужно было делать с народившимися близнецами. Мальчиком и девочкой. Он справился. Запрятал подальше альбомы с фотографиями любимой и покойной женщины, чтобы не обжигать сердца при каждом взгляде на них, и стал жить так, будто он исконный холостяк, а дети, то есть Вадим и Маринка завелись сами собой. Да, подкрадывались к его холостяцкой избушке бойкие соседки и дальние родственницы. Среди тех туманов, где неуверенно плавают первые воспоминания нашего мальчика, мелькали барыни в бигудях и атласных халатах. Но потом все наладилось — они исчезли вместе с монументальными чаепитиями вприкуску, оставив в кухонном буфете заварочные чайники и чашки в красных маках, такие огромные и такие неподвижные, будто это были предметы обихода скифских баб.