Барбаросса - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Попов cтр.№ 35

Всю ночь в доме алькальда продолжались сборы. Руководили ими заплаканные женщины – жена и мать. Заплаканные и молчаливые. Они знали, что говорить ничего не нужно, потому что говорить что-либо бесполезно.

После сборов – молитвы.

После молитв последние напутственные слова.

– Мартин де Варгас, ты не победишь,– сказала мать, уже надевшая траурный платок на голову.

– Мартин де Варгас, ты не победишь,– сказала жена, страдая оттого, что траурный платок она надеть не успела.

Отставной лейтенант первым прибыл на поляну над рекой и некоторое время бродил там по колено в тумане и по плечи в раздумье.

Соперники, уже издалека его увидев, поняли, что их дела нехороши.

Они были правы. Утро еще не успело как следует начаться, а начинающий изгнанник успел расправиться со всеми троими. Одному проткнул легкое. Второму глаз. Третьему изувечил рабочую руку и располосовал до кости бедро.

После всех этих быстрых подвигов он, не сказав ни слова на прощание, сел на коня и поскакал по мадридской дороге.

Кардинал Хименес был больным человеком. От непомерного употребления малаги и мадеры, имевшего место в молодые и зрелые годы, старость кардинала была омрачена частыми и весьма болезненными приступами подагры. Кровопускание, бывшее в те годы почти единственным средством борьбы с этим заболеванием, изнуряло, а производимое слишком часто, вообще лишало возможности передвигаться.

Поездка к отшельнику, отцу Хавьеру, закончилась для высокопоставленного церковного деятеля приступом болезни такой продолжительности и силы, каких с ним еще не случалось. Личный врач дона Хименеса, некий дон Диего, прославившийся тем, что в поисках врачебной премудрости добрался до самой Индии, почти полностью опустошил кардинальские вены, но облегчение принес ему небольшое. Тогда он решил применить к нему одно экзотическое средство, которое его преосвященство запрещал ему, находясь в состоянии средней тяжести. Теперь он был не в силах возражать.

Дон Диего обмотал колени и локти кардинала белыми полотняными повязками, вымоченными в жидкости, составленной из нескольких ядов, порошка, полученного из сушеной обезьяньей печени, крови ворона и еще нескольких, совсем уж фантастических ингредиентов.

Кардинал лежал, закатив глаза, на простом деревянном ложе и тихо постанывал.

Врач расхаживал по спальне с победоносным видом – он считал, что дело излечения его преосвященства встало на правильный путь. Он исходил из того, что раньше старый кардинал вопил как резаный поросенок, а сейчас почти не издает звуков. Камердинер дона Хименеса и секретарь Скансио не считали возможным держаться столь оптимистического взгляда на вещи, но открыто возражать маститому доктору не решались.

Кто-то из прислужников шепнул на ухо господину секретарю, что в приемной кардинальского дворца появился странный господин, одет как бродяга, но при этом ведет себя как очень важная персона.

– Чего он хочет? – Скансио фыркнул.– Даже если бы эта важная персона была одета подобающим образом, я бы посоветовал ей убираться вон. Его преосвященство болен.

Служитель, видимо получивший значительную мзду от странного гостя, попробовал настаивать:

– Я сказал ему об этом, но он заявил мне, что его визит облегчит муки его преосвященства.

Секретарь поглядел оценивающе на лежащего кардинала.

– Нет, я не могу его тревожить.

Служитель поклонился.

– Но этот господин добавил в конце, что если его не пропустят, то он войдет сам.

– Он сумасшедший?

– Взгляд у него немного безумный, но речь вполне связная.

– Может быть, он соизволит назвать свое имя?

– Он уже назвал его.

– Ну!

– Он сказал, что его зовут Игнасио Тобарес.

– Генерал?! – воскликнул Скансио.

– Генерал? – проскрипел лежащий.

– Прикажете позвать?

– Да, Скансио, и немедленно. А вы, доктор, помогите мне сесть.

– Вам нежелательно садиться!

– А вам нежелательно говорить глупости.

Самое интересное, что в это же самое время нечто подобное происходило в доме, который занял в Мадриде отец Хавьер. В келью святого отца, где он сидел, как всегда, в окружении старинных пергаментов, полусгоревших свечей, вставленных в подсвечники, напоминающие изяществом линий пыточные инструменты, вошел тихий Педро и доложил, что у ворот дома стоит человек, желающий поговорить с отцом Хавьером.

Старик осторожно погладил гладко выбритую тонзуру [37] , пожевал губами, прищурился:

– Ты кому-нибудь сообщал о том, кто на самом деле снял этот дом?

Педро отрицательно покачал головой.

– Подумай, может, ты проговорился случайно, сболтнул какому-нибудь торговцу на рынке? Может быть, тебя спрашивал квартальный альгвасил?

– Квартальный альгвасил меня спрашивал, но я ему назвал имя, которое было велено назвать в таком случае.

– Ты не примечал возле нашего дома никаких подозрительных личностей?

– Сегодняшний гость – это первая подозрительная личность за все время.

Как он выглядит?

– Еще довольно молодой человек, но уже претерпевший в жизни немало. И выговор.

– Иностранец?

– Кастильский ему ведом хорошо, но выговор выдает в нем иностранца.

Было заметно, что отец Хавьер немного занервничал. Он встал и прошелся по своей келье.

– Иностранец…

– По всей видимости, святой отец.

– Обликом не схож ли он с арабом или турком?

– Он явно житель страны не северной, но ничего сарацинского мне в нем не увиделось.

– Ладно, поговорить мне с ним придется, но вместе с тем надо принять некоторые меры предосторожности.

– Я велю двоим братьям прийти сюда, и сам тоже буду наготове.

– В этом подвале, ваше преосвященство, я провел четыре месяца. Ни одного лучика света за все это время, ни одного известия с воли.

Нынешний генерал Тобарес весьма мало походил на себя прежнего. Загар сошел полностью с его щек, и сами щеки сильно ввалились. Из-за длительного пребывания в темноте глаза сделались как бы близоруки и все время слезились, если свет падал прямо на лицо недавнему пленнику.

Руки были замотаны, что выглядело весьма странно в жаркий полдень.