Среди пуль - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 212

– Спросите-ка его еще раз хорошенько, где списки полка и кто взаимодействовал с ними из нашей бригады!

Один из допрашивающих наклонился к распятому и спросил:

– Ну ты, хуй собачий, отвечай генералу!

Распятый булькал наполненным кровью ртом, безумно водил глазами. Помимо боли, в этих глазах был ужас одинокого, брошенного человека, который в свой смертный час оказался в руках палачей. Его последний вздох и стон будут радовать и ярить мучителей, и никто из друзей и близких не узнает о его смертной муке.

– Где списки, сука? – повторил мучитель и, не дожидаясь ответа, коротким ударом вогнал металлический прут в плечо человека, протыкая сустав. Из горла пытаемого вылетел красный фонтан слюны и вслед за ним истошный крик.

Белосельцев качнулся к дверям, где стояли автоматчики. Следующим движением мог быть бросок и удар. Он вырвет оружие, направит ствол в генерала, в его черные очки, в белесого с толстой шеей мучителя, наполняя комнату дымом и пламенем, разваливая надвое жилистые сытые тела палачей. Но программа бесшумно сработала. Между ним и приемной, превращенной в камеру пыток, опустился экран, отделил его от несчастного мученика. Белосельцев прошел мимо, слыша за спиной долгий звериный крик.

Он шагал по Дому, и ему чудилось, что повсюду – в кабинетах, на лестницах, в залах заседаний – происходят пытки и казни. Людей жгли, били, ломали им ребра, выдавливали глаза, вырывали языки. Дом был полон стонов, рыданий, хруста костей, ударов тупых орудий в живую страдающую плоть. Он подумал, когда-нибудь в подновленный, вновь отстроенный Дом настелят дорогие ковры, навесят хрустальные люстры, деловые чиновники усядутся в уютных кабинетах среди компьютеров и телефонов. Но вдруг на белой стене проступит клякса крови, из дубовой панели выглянет кровавое, с выбитым глазом лицо.

Он добрался до своего кабинета. Прислушался, нет ли за дверью людей. Открыл кабинет. Комната оказалась пустой, хранила в себе следы его пребывания. Все те же составленные стулья, служившие ему ночным ложем. На столе бумажный стаканчик с недопитой водой. Обрывок газеты с недоеденной корочкой хлеба. У стены – железный экран.

Белосельцев отодвинул экран: кейс был на месте, тоненький, глянцевитый, окантованный по углам желтой медью, с цифровыми шестеренками секретного замка. Его пощадили танковые снаряды, пламя пожара, мародеры и ищейки президента. Белосельцев поднял кейс, краем занавески отер с него пыль. Испытывал удовлетворение, чувствуя, как в его электронной программе, словно в прицеле, произошло совмещение двух световых отметок.

Теперь предстояло пройти обратно сквозь кишащие солдатами коридоры, сквозь пыточные камеры и морги, достичь подвала и тем же подземным путем унести драгоценную добычу. Вынести ее на поверхность у бело-розового монастыря. Сосредоточенный, уверенный в себе, он вышел из кабинета и двинулся в обратную дорогу.

Он избрал иной маршрут, не желая встречаться с садистом-генералом и мародерствующими в уборной омоновцами. Навстречу ему попались пожарники в касках и асбестовых робах, волочившие по коридору рукав. В другом месте он встретил саперов с миноискателями, обшаривающих полутемный тупик.

Он спустился в коридор, где еще недавно размещался лазарет и вдоль стен в носилках лежали перевязанные раненые. Сейчас раненых не было, несколько пустых носилок валялись на полу у стен.

Он проходил мимо комнатки, где врачи и санитары, помогавшие раненым, держали бинты, флаконы с йодом и спиртом. Из комнаты навстречу Белосельцеву вышел здоровенный омоновец. Он отдувался, кряхтел, оголив пухлый живот, затягивал ремень. Другие омоновцы спиной к дверям толкались в комнатушке. Белосельцев заглянул через головы: на полу, на тюфяке, лежала обнаженная женщина. Четверо омоновцев, вцепившись в ее запястья и щиколотки, прижимали ее к тюфяку. Пятый омоновец снимал торопливо брюки. Встав на колени, он завалился на нее, на ее разведенные дрожащие колени, на груди с темными сосками, на кровавый, полусодранный бинт, закрывавший плечо, на белое без единой кровинки лицо с черными слезно-безумными глазами.

Белосельцев узнал ту, над которой держал венец из фольги. Увидев, как тяжелое, жилистое, с синеватыми ягодицами тело омоновца накрывает и плющит ее, Белосельцев молча, расшвыривая короткими бросками насильников, метнулся в комнату, занес над омоновцем кулак для разящего удара. Не успел его нанести. Тупой толчок в затылок оглушил его. Он провалился в темную пустоту, как сквозь ночной тонкий лед.

Он очнулся, сидя на стуле. Его руки, неудобно прижатые к спине, были скованы наручниками. Вместе с памятью, способностью видеть и понимать в него, словно жирный стебель, вросла боль в затылке. Перед глазами предстало окно в вечерней дымке – здание гостиницы «Украина», наклоненное, внимательное лицо Каретного. Он радостно улыбнулся в тот самый момент, когда к Белосельцеву вернулось сознание. На столе, отсвечивая медными уголками, стоял заветный кейс. И горькая больная мысль – он пойман, провалился. Кончилось его везение, отшатнулась от него незримая, хранящая сила. Погасла угрюмая звезда удачи.

– Ну как? – спросил Каретный сочувствующе. – Полегче?.. Перестраховались мои молотобойцы. Лишу их за это премии! – Он засмеялся, глядя поверх головы Белосельцева, и тот боковым зрением, не поворачивая головы, увидел двух молодцов в разноцветных спортивных костюмах. И вновь острое огорчение и тоска посетили его. Его поймали, словили, и теперь его жизнь, лишенная высшего таинственного покровительства, станет протекать по упрощенным жестоким законам.

– Расстроен? Сердишься? – Каретный говорил с интонациями, какими заботливый хозяин разговаривает с заболевшим домашним животным, собакой или кошкой. – Мы вынуждены были это сделать, потому что ты мог пристукнуть этих ублюдков-омоновцев.

Страшное видение – голая, с раздвинутыми коленями девушка, ее черные от ужаса глаза, подрагивающие ягодицы придавившего ее насильника – возникло и исчезло. Он, пойманный, сидит на стуле в наручниках. Отобранный кейс, отражаясь в полированной плоскости, стоит на столе.

– Не волнуйся, этих ублюдков мы взяли под стражу. Их будет судить трибунал. Девушку отвезли в больницу. Ею займутся хирург и психиатр. Снимут стресс, залечат рану. Какая ужасная судьба! Только что повенчалась и потеряла мужа! Тебя можно понять, ты ведь был на венчании, держал венчальный венец. Кстати, и отца Владимира мы увезли с места побоища. Его будут отпевать в Даниловом монастыре и похоронят как праведника!

Белосельцев повернул шею и застонал – не от боли, которая, как трещина, пробежала по черепу, а от бессилия и осознания провала, которым закончилось его возвращение в Дом.

Каретный угадал его горечь:

– Ты должен оценить наши оперативные способности! Мы наблюдали за тобой с момента, когда офицер «Альфы» вывел тебя на мост. Ты был без кейса, забыл о нем в суматохе. Мы правильно решили, что ты – человек долга и непременно за ним вернешься. И не ошиблись. Ты вывел нас на кейс.

Каретный повернулся к столу, где на полированной доске, отражаясь медными уголками, стоял, как экспонат, маленький чемоданчик – причина торжества Каретного, источник нарастающего страдания Белосельцева, который понимал, что его перехитрили, переиграли более опытные, чем он, игроки. Пускаясь в рискованные комбинации, играя своей и чужой жизнями, лавируя среди опасностей, сбивая со следа врага, он был на виду, был простым элементом в сложной чужой игре, где им пользовались как фишкой.