Он пил из широкой пиалы, украшенной растительным и звериным орнаментом. Его длинные черные пальцы обхватывали глазурованную светлую глину, на которой по кругу скакали антилопы, бежали львы, летели птицы, плыли рыбы, проносились сквозь заросли трав и деревьев. Он подносил чашу к губам, закрывал глаза, и горячий напиток пьянил его, словно это был целебный отвар.
– В чем же ваша история, Питер? – Белосельцев улавливал душистую горечь напитка, будто в кипятке растворились сухие листья терпких лесных снадобий. – Что имел в виду Аурелио?
– Я рассказал ему про детей, которых полицейские затравили собаками. О нашей школе в предместьях Виндхука, где мы из школьников создали группу борцов за свободу Намибии. Наверное, он это имел в виду.
– Расскажите мне, Питер. Я тоже хочу знать эту историю.
Темные гибкие пальцы охватывали глиняную чашу, на которую африканский мастер нанес магический звериный орнамент, управлявший судьбой. Терпкий настой, растворивший травяные соки, пьянил и туманил глаза. В выпуклых белках намибийца, чуть желтоватых, краснели жилки сосудов. Белосельцев слушал историю.
– Однажды я увидел, как дети, которых я учил, рисуют в тетрадях эпизоды народной войны. На рисунках были изображены партизаны, нападающие на броневики оккупантов. Полицейские с дубинками и собаками, разгоняющие народные демонстрации. «Миражи», которые бомбят и расстреливают партизанскую базу. Палачи, мучающие пленного партизана. Я сказал, чтобы они расклеили свои рисунки на стенах домов, на фонарных столбах, на автобусных остановках. Люди стали собираться у этих рисунков, возникали маленькие митинги и собрания. Полиция срывала рисунки, старалась отыскать художников. Так зародился наш школьный боевой отряд, который создавал рукописные листовки, изготовлял цветные плакаты, вдохновлял народ на борьбу…
Темные пальцы с розовыми ногтями сжимали пиалу, медленно ее поворачивали. Из-под пальцев выбегали животные, распрямлялись цветы и травы. Казалось, африканец колдует, управляет судьбой, отгоняет злой дух. Поселяет его то в бегущую антилопу, то в скачущего леопарда, то в плывущую рыбу. Отводит его от себя. Пьет из чаши судьбы, глотая отвар, приготовленный из волшебных кореньев.
– Днем в классе мы учились по школьной программе, а вечером рисовали плакаты и боевые листки, разучивали песни и танцы борьбы. В танцах под удары тамтамов дети изображали, как партизаны подкрадываются к полицейским участкам и стреляют из автоматов. Как они минируют железную дорогу и взрывают составы. Как ведут огонь из зениток по вражеским самолетам. Рисунки расклеивали по всему поселку, а с танцами выступали на улицах, в церквах, на собраниях. Наш отряд назывался «Копье народа», и мы вонзали его в грудь оккупантов…
Африканец, в чьих кольчатых волосах белели пучки седины, а в глазах, утомленных бессонницей, денным и нощным бдением, лопнули красные жилки, испивал свою чашу. Словно готовился к подвигу. Набирался силы и бодрости от диких животных. Просветлял свой разум и дух настоем волшебных трав.
– В день рождения Сэма Нуйомы, нашего героя и лидера, мы задумали повесить над городом партизанский флаг. Самый ловкий и смелый ученик по имени Сэм ночью, когда стало темно, отправился на центральную площадь, где расположена городская управа. Он обмотал себя флагом, залез на высокую мачту, где развевалось оккупационное знамя, срезал его и повесил наш флаг. Внезапно подъехала полицейская машина и на ней зажегся прожектор. Осветил мачту и Сэма, который спускался вниз. Полицейские открыли огонь. Было видно, как мальчик парит в небе, в пятне света, как летящий ангел. Как пули попадают в металлическую мачту. Как, раненый, он хватается за перекладины лестницы и камнем падает вниз. Его мертвое тело увезли в полицейский участок. Я понял, что утром в школе будет облава. Ночью обошел своих учеников, предупредил об опасности, и мы всем классом убежали из поселка. Пришли к партизанам в буш. Продолжаем учиться, продолжаем рисовать и петь песни. Чиним оружие, которое побывало в бою. Старшие школьники уходят на боевые задания. Некоторые из них погибают. Я продолжаю учить детей в классах, которые вырыты под землей. Я рад, что сумел раздобыть цветные карандаши и альбомы. Когда завтра вернусь, я дам задание нарисовать картину «Партизанский поход на Виндхук». Мы подарим ее Сэму Нуйоме…
Он допил свою чашу и бережно поставил на стол. Судьба, которую он себе сотворил, была теперь в нем. И не было силы, способной ее изменить.
– Вы очень похожи на Сэма Нуйому, – сказал Белосельцев, испытывая к Питеру сострадание и боль.
– Все намибийцы похожи на Сэма Нуйому, – ответил учитель. – Как дети похожи на отца. В каждом из нас стучит его сердце. А в нем стучит сердце Намибии.
Они сидели перед пиалой с бегущими по кругу животными. На глиняной кромке, обращенной к Белосельцеву, был нарисован слон.
Глава девятая
В комнату вернулся Аурелио и с ним кубинец, державший в руках плоскую жестяную банку.
– Пора в дорогу, – сказал Аурелио. – За ночь нужно проделать основную часть пути. Однако вам, Виктор, следует осуществить маскировку. Вас сделают черным. Станете африканцем. Это снизит риск похищения. Однажды вы уже рисковали.
Кубинец открыл жестяную банку, в которой находилась темная глянцевитая гуща, напоминавшая сапожную ваксу. Макнул в нее мягкий лепесток поролона.
– Закройте глаза, – вежливо попросил Белосельцева. – Краска попадет, будет жечь.
Белосельцев послушно сжал веки. Почувствовал влажное прикосновение поролона, едкий запах, напоминавший жженую резину. Мягкая губка касалась его лба, щек, носа, скользила по подбородку и шее.
– Можно открыть глаза, – сказал кубинец. – Осталось покрасить руки.
Белосельцев положил на стол пятерни. Смотрел, как губка оставляет на его пальцах черные, быстро высыхающие линии. Теперь он был черный. Только белки светились на его глянцевитом, как африканская маска, лице, белели зубы, влажно краснел язык.
– Вы очень симпатичный мужчина, – довольный его видом, сказал Аурелио. – Ходите так всегда. Вас будут любить африканки. Пора в дорогу.
Водитель красного «Форда», маленький, бритый наголо намибиец, помог полному Питеру загрузить в багажник кипы альбомов, коробки с карандашами, рулоны бумаги. Питер уселся на переднее кресло, рядом с шофером. Аурелио, подхватив автомат, угнездился на заднем сиденье. Рядом с ним устроился Белосельцев.
– Помолимся на дорогу, – обернулся к ним с переднего сиденья Питер, осеняя себя крестом. – Боже, спаси и сохрани верящих и любящих Тебя!
Ворота виллы открылись, и красный «Форд» выехал в город.
Они катили медленно по освещенным улицам. Несколько раз останавливались под фонарями. Проехали «Гранд-отель», задержавшись перед порталом. Демонстрировали себя, показывались тем, кто должен был заметить отъезд из города красной машины, тучного бородача на переднем сиденье, охранника с автоматом. Проехали освещенный центр, тусклые предместья, вырвались на открытое шоссе и помчались в ночном мягком шелесте.