Таня Гроттер и Болтливый сфинкс - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 36

– О, крайне простой! Ты покажешь всем пустой зажатый кулак и спросишь, что у тебя в руке? Когда же тебе что-то ответят, ты, не разжимая руки, задашь другой вопрос: «А как выбросить это так, чтобы оно больше не вернулось?»

– Воображаю, сколько чуши мне наговорят! – сказала Таня.

Сарданапал кивнул и улыбнулся. Когда он улыбался, кончики его усов – желтовато-белые, тонкие, вздрагивали и начинали завиваться.

– Именно за этой чушью я тебя и посылаю! Чушь или нет – главное, не забудь ни слова, – предупредил он.

Таня на секунду закрыла глаза. Задание укладывалось в ее сознании неповоротливо, как альпийская куртка в тесном чемодане. Маги ее возраста – это кто? Не Бессмертник же Кощеев! Ну, допустим, однокурсники. Главное, не перепутать вопросы и тщательно все запомнить.

– А телепатов блокировать, если полезут? – обеспокоенно уточнила она.

Сарданапал ответил, что телепаты его не волнуют. Если кто-то хочет выказать сообразительность, вперед и с песней!

– Сколько у меня времени? – спросила Таня.

Это тоже оказалось неважным.

– Три дня… ну пять… за сколько управишься. В Тибидохсе мы всем объявим, что ты полетела искать драконов. Ступай!

Академик легонько подтолкнул Таню к двери, но внезапно вернул ее и обнял. Мантия Сарданапала дохнула на Таню смесью розового масла и копоти тарарахова камина.

– Удачи! – сказал он.

Таня с усилием прохрипела: «Спасибо!» Она могла только хрипеть, потому что борода академика, воспользовавшись случаем, захлестнула ей шею. Поддавшись всеобщему вирусу нежности, к ним косолапо приблизился Тарарах и обнял вместе и Таню, и академика. Сделано это было от всей широкой пещерной души.

Тане почудилось, что она попала под пресс. Сарданапалу, видимо, померещилось нечто сходное, потому что, выпутывая Таню из бороды, он укоризненно сказал питекантропу:

– Ты головой-то думай! Смотри, она вон вся посинела!

– Я думал – гы! – от радости! – стал оправдываться Тарарах.

Прощаясь с Таней, Ягге тоже на мгновение прижалась к ней. Таня почти с испугом обнаружила, какая старушка маленькая и сухонькая. Внезапно Ягге отстранилась и костяшкой указательного пальца больно стукнула Таню по лбу.

– Ты это… не дури, девка!

– За что? – охнула Таня.

– Сама знаешь за что! Будешь дурить – больнее получишь! От двоих получишь. И от меня, и от жизни! – сказала Ягге, грозя Тане сухим кулачком.

Когда Таня, оглядываясь, вышла из берлоги Тарараха, Ягге сердито подступила к академику.

– Мужской подход, нечего сказать! Кого еще вышвырнуть зимой на мороз, как не хрупкую девушку, которую три четверти часа назад едва не прикончил сфинкс! Послали бы лучше моего Ягунчика – вот уж кто помесь электровеника с электрочайником! Авось бы пролетался и проветрил мозги от дури! Плечи во весь дверной косяк, язык как мельничные крылья вертится, а в мозгах ворона гнездо свила! – сказала она с раздражением.

Тарарах подбросил в камин березовое полено.

– Эй, ты чего, Ягге? Никогда не слышал, чтобы ты ругала Ягуна! – пробасил он.

– Кого люблю – того и бью! Нет, чтоб в меня уродиться, а то весь в своего папашу-алиментщика! Тот тоже вечно искал себя в трех соснах и тут же терял. Дури море, а ответственности как у консервированного упыря! Запудрил девчонке мозги, а теперь в кусты. Он, мол, весь такой противоречивый, что, кроме пылесосов, его никто не понимает. Он знай себе посвистывает, а она тайком рыдает у меня в магпункте! Если лопаешь шоколад – убирай за собой бумажки!

Стены берлоги Тарараха мелко задрожали. Академик успокаивающе коснулся ее руки. Ему, как никому другому, было известно, что Ягге тоже умеет бушевать. Не факт, что помесью электровеника с электрочайником Ягун стал именно в своего папашу-многоженца. Не исключены и другие, уходящие в языческие дали, линии наследования.

– Послушай, Ягге!.. – начал он.

Ягге замотала головой.

– Не желаю я ничего слушать! Я вижу, что Ягун повторяет путь своего отца и беспомощность своей матери, наложенные на мои собственные ошибки. Не наложенные даже – умноженные! При наследовании недостатков работает не сложение, а умножение!

– Разве ты совершала какие-то ошибки, Ягге? – ласково спросил академик.

– Я только их и совершала! Я слишком любила мать Ягуна. Я сделала ее капризной и неприспособленной, слишком защищенной, что ли… Человек, долго живущий с родителями, с бабкой, неважно с кем, – самоубийца. Яблоко, созревшее на ветке, должно упасть с дерева, чтобы подарить жизнь другим яблоням. Если же яблоня пожалеет свое яблочко и не позволит ему упасть, яблоко мумифицируется прямо на ветке. А когда на ветке остается одна слизь, яблонька может тихо радоваться результату своего безудержного эгоизма.

– Слушай, Ягуну не так много лет!

– Ну и что? Возраст – лучшая отмазка для нуля, которого достают вопросами, почему он такой круглый, – с сердцем сказала Ягге.

Было заметно, что у нее успело скопиться большое раздражение против внука, которое при неосторожном вопросе Тарараха прорвалось наружу.

– Ну-ну, Ягге! Разве я против, чтобы проветрить Ягуна? Завтра же мы отправим его искать драконов! Все же остальное пусть сделает Таня.

– Но почему?

– Хотя бы потому, что из четырех ответов, которые она получит, нам с Меди, говоря откровенно, нужны лишь два. Последние же два нужны самой Тане…

В голосе академика, обычно довольно мягком и уступчивом, прозвучала решимость человека, который только что со щелчком захлопнул шахматную доску и теперь чуть встряхнул фигуры, проверяя, улеглись ли они.

Ягге почти сдалась, но все же сомнения остались.

– Но можно же было дать девочке отдохнуть хотя бы сутки! Это чудище вылакало ее до дна, я же самое большее сумела залатать дыру.

– Силы ей даст сама дорога. Но если и не даст, это не так важно. Успевает не сильный. Сильный выдыхается и падает, и тогда собственная сила в клочья разносит его и его надежды. Успевает упрямый и искренне ищущий. Я надеюсь на Таньку.

Человек сам по себе не производит зло или добро. Они существуют до него. Но он способен приумножить зло или добро, точно земля, которая способна прорастить и многократно приумножить любое посаженное в нее семя.

«Диалоги златокрылых»