Великая Зуби и Медузия озабоченно
пересчитывали пятикурсников, пытаясь определиться, все ли собрались. Однако
ученики все время переходили с места на место и их получалось то больше, чем
нужно, то меньше. Положение осложнялось тем, что было много провожающих.
Наконец, потеряв терпение, Медузия применила заклинание, заставив всех на
минуту замереть ледяными столбами, которые она хладнокровно и сочла. Когда же
все оттаяли, у многих немедленно начался насморк.
Тарарах обходил Гоярына, в разных местах
касаясь его чешуи. Питекантропа беспокоило, в достаточной ли мере дракон пришел
в себя после обездвиживающего и одурительного мячей и готов ли он к перелету.
Гробыня лавировала между Гуней и Шейхом
Спирей, кокетничая с обоими так отчаянно, что оба были окончательно сбиты с
толку. Все мысли их спутались в морской узел. Зато сама Склепова была довольна.
Оба казались ей страшными дураками. Умных мужчин она, впрочем, не переносила,
находя их малополезными в хозяйстве и личной жизни. И вообще мысли Склеповой
уже занимали Лысая Гора и совместное с Вием телешоу. Ну берегитесь, знаменитые
покойники! Гробыня Склепова, девушка-судьба, готова приняться за вас всерьез.
Пипа уже уселась на гимнастическую скамью. На
этот раз, вырабатывая характер, она собиралась лететь без страховки.
Озабоченный Бульонов топтался рядом, позванивая цепями.
– Пенелопа, ну можно я тебя кандалами
прикую? Ну можно? Высоко ведь! – то и дело спрашивал он.
– Отстань, маньяк! – с хохотом
отвечала Пипа.
Зализина на часах с кукушкой и Бейбарсов в
ступе умчались в Тибидохс еще утром. Им хотелось побродить по побережью. Поклеп
принялся было гнать волну, утверждая, что вразброд только коровы ходят на
водопой, но Сарданапал неожиданно поддержал их и позволил улететь, чем ужасно
изумил завуча.
Сам академик Сарданапал, крайне довольный,
тряс в данный момент руку декану Магфорда. Прощались они гораздо теплее, чем
приветствовали друг друга при встрече. Должно быть, оба надеялись, что
следующая их встреча состоится лет через двадцать, не раньше, а до того они
будут обмениваться лишь поздравительными магограммами.
Ягун, измаявшийся от нетерпения, в пятый раз
садился на пылесос и слезал с него, чтобы еще раз все проверить. Катя Лоткова
привязывала на трубу своего пылесоса амулеты. Ягун от нечего делать хотел было
с ней поссориться, но, зная, что это невозможно, вздохнул и только еще раз
помирился. Они делали это постоянно: мирились без ссор. Во многих отношениях
это было гораздо приятнее.
Таня и Ванька стояли поодаль, у драконьего
хвоста. Контрабас лежал в футляре. В суете у Тани не было времени заняться его
струнами, и вместе с Ванькой она собиралась лететь в Тибидохс на драконе. По
дороге они планировали отстать – дракону вполне мог помешать встречный ветер,
чем не убедительная причина, – и пару часов покружить над океаном.
С того места, где они с Ванькой стояли, Тане виден
был весь ее курс. Ей захотелось сделать групповую фотографию, но, во-первых, у
нее не было фотоаппарата, а, во-вторых, магическая фотография вещь особенная.
Один какой-нибудь зануда, случайно попавший на снимок, будет потом ворчать из
рамки несколько десятилетий и окончательно испортит всем настроение. Если,
конечно, среди других снявшихся случайно не окажется людоеда.
Вот они стоят на драконбольном поле. Вчерашние
однокурсники. Завтра их дороги разбегутся. Но все равно ощущения грусти, глухой
тоски не было. Глупо говорить «прощай», потому что встреча всегда может
состояться, причем в самый неожиданный момент.