Таня Гроттер и локон Афродиты - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 21

– Вам с Ванечкой все можно. Боюсь, однако, что я все равно не встану со стула! Если будет совсем страшно, возьметесь за ручки и выйдете в коридор! – любезно ответила Медузия.

Зализина язвительно заулыбалась. Это была та самая улыбка, после которой Лизку всегда начинало колбасить.

– Вот видишь, Ванечка! Нам никто тут не желает добра! Я это всегда подозревала! – сказала она звенящим голосом.

– Зализина! Уймись, а? И без тебя тошно! – тихо сказал Валялкин, ловя на себе издевательские взгляды с последних парт, за которыми сидели некромаги.

Доцент Горгонова сухо кивнула, коснулась перстнем руны на ручке чемодана и вышла из аудитории. Дверь за ней плотно закрылась.

– Три минуты! Баррикады, быстро! – заорал Ягун.

Опрокинув свою парту, он потащил ее в угол. Сообразив, что он собирается делать, к нему присоединились Ванька, Семь-Пень-Дыр, Тузиков, Гломов, Глеб Бейбарсов и Жикин. Они хватали парты и громоздили их одна на другую. Баррикада росла быстро, и минуту спустя была уже в полтора человеческих роста. Слабые места баррикады – сочленения парт – укреплялись досками из шкафа и стягивались брючными ремнями. Перед партами, точно противотанковые ежи, были разбросаны скамьи и стулья. Часть скамей была перенесена за баррикаду, чтобы в случае необходимости использовать их для метания. Разумеется, против нежити это слабая защита, но все же лучше, чем ничего. К тому же получить по голове скамьей, запущенной с помощью Пращус катапультус, никакой нежити не будет приятно. Всем известно, что даже крошечный камешек, заговоренный перед броском катапультусом, пробивает танковую броню.

Чемодан продолжал стоять на столе у Медузии. Таня,

находившаяся к нему ближе остальных, видела, как одна за другой погасают его защитные руны. Змейка затухающих рун бежала по стальным полосам, начиная с крайней.

– Время истекает! Прячьтесь! – крикнула она.

Все кинулись к баррикаде.

– Ванечка, любимый! Спаси меня! У меня кружится голова! Ах! – воскликнула Зализина и, картинно взмахнув руками, стала падать.

Ванька был поставлен в двусмысленное положение. Или позволить Лизе удариться затылком об пол, или подхватить ее. Разумеется, как вечный идеалист, он выбрал второй вариант.

– Зализина! Вечно ты… Ну сколько можно! – сказал он.

– Ах! Ты мой герой! Если ты бросишь меня – я умру! – произнесла страдальчески Зализина, обхватывая руками его шею.

Ванька, виновато поглядывая на Таню, потащил страдающее бревно за баррикаду.

– Лучше бы за ногу, бумкая головой об ступеньки! Именно так Кристофер Робин обычно таскал Пуха, – сказала Таня.

К Зализиной в последнее время она относилась гораздо терпеливее. На больных не обижаются. Над контужеными не смеются. К тому же Лизка действительно была из тех, кто любит пострадать в свое удовольствие. Фантазия, что чудовище разрывает ее на глазах у Ванечки, а она успевает бросить ему свой перстень на память, была одной из ее коронных. Именно ее она прокручивала в воображении, засыпая вечером.

Обогнув баррикаду, Ванька посадил Зализину на скамью. Стоявшая рядом со скамьей Лоткова посмотрела на нее так кисло, что Лиза сразу взвилась:

– Отвернись, хорошенькая ты наша! Не для тебя страдаю!

Лоткова покрутила пальцем у виска и отвернулась.

С большим трудом вырвавшись из борцовского захвата Зализиной, Ванька вновь покинул баррикаду и остановился у входа, снаружи, где, кроме него, находились еще Ягун, Танька и Шурасик. Теперь от чемодана их отделяло метра три. Это были три метра смерти, на которые никто не решился бы приблизиться.

Шурасик пристально разглядывал чемодан, держал наготове перстень и бормотал себе под нос, просчитывая варианты:

– Тень божества инков, пожирателя плоти? Мертвяк-ногтевик? Дух взбешенной домохозяйки? Обманутый джинн? Оборотень-убийца, сброшенный с Тарпейской скалы, вырастающий всякий раз из сухой берцовой кости? О небо, что она туда засунула?

– Тань, не стой здесь! Брысь за баррикаду! – предложил Ванька, пытаясь загородить ее.

– Ну уж нет! Вы-то с Ягуном почему не прячетесь?

– Мы это мы. Мы хотим понять, что там в чемодане. С другой стороны баррикады не видно, – пояснил Ванька.

– Если вы это вы, то я это я, – сказала Таня и, отстранив Ваньку, осталась рядом.

Последняя руна погасла. Чемодан дрогнул и открылся с сухим щелчком, похожим на звук сломавшейся кости. И это все. Пока ничего больше не происходило. Нервы у всех были натянуты, как леска у египетского рыбака, который вместо рыбы случайно подцепил крокодила.

Повисла тишина, в которой слышны были лишь всхлипывания Дуси Пупсиковой и визг Верки Попугаевой.

Первым вскинул руку с кольцом Шурасик, за ним и остальные. Теперь на чемодан было нацелено около трех десятков перстней. Руки у многих дрожали, рискуя послать искру не в чемодан, а в лоб рядом стоящего. Только некромаги сохраняли внешнее спокойствие. Глеб Бейбарсов по-прежнему поигрывал тросточкой, хотя Тане казалось, что он делает это не так непринужденно, как обычно.

– Спокойно! – сипло, точно горло ему перехватили удавкой, сказал Шурасик. – Никаких лишних заклинаний! Не надо паники! Умоляю: ни одной искры без приказа!

– Почему? Может, шарахнуть на всякий случай Гломусом вломусом ? Чего ж он не вылазит-то? – кровожадно предложил Гуня.

– Никакой магии! Только после меня! – сухо сказал Шурасик.

В обычное время к нему не слишком прислушивались. Теперь же, когда запахло реальной опасностью, авторитет Шурасика вырос до небес.

Гломов с сожалением пожал плечами:

– Ну как хочешь! А то я бы этот чемоданчик мигом сплющил!

– А потом то, что внутри, сплющило бы тебя! – заметил Шурасик.

Чемодан едва заметно шевельнулся. Послышался неясный звук. Наружу побежала тонкая струйка дыма. Сплетаясь в таинственные знаки, кольца дыма повисали в воздухе. Одна из рун приблизилась к Тане.

Она осторожно втянула носом воздух и ощутила нечто дурманящее, горьковатое. Голова у нее закружилась. Ей почудилось, что она увидела коленопреклоненного Ваньку. Голова его лежала на плахе, а над ним с топором в руках в красной рубахе застыл зловещий человек – жуткое существо с лицом, покрытым гробовыми холстами. Холсты стали прозрачными, и Таня увидела, что у существа лицо прошито черными нитками: одна половина – Пуппера, а другая – Глеба Бейбарсова. Топор медленно поднялся, и вот уже выщербленное лезвие несется к шее.