Тайна силиконовой души - читать онлайн книгу. Автор: Анна Шехова cтр.№ 51

Квартирка представляла собой типичное логово современных «отверженных» – драные обои, стол, заваленный объедками, бычками и бутылками, горы тряпья и батареи пустых бутылок на полу. Словом, привычное, но все еще пугающее своей отвратительностью место применения служебных талантов младшего лейтенанта Митрохина.

– Маргарита Скупина здесь проживает? – решил не церемониться с пьянчугой осмотревшийся Дмитрий.

– Ритка? Ты че, паря? – мужик знаком вопроса закачался перед опером.

Митрохин на всякий случай решил приладить хозяина на стул. Теперь мужичок закачался на стуле, норовя опрокинуться вместе с ним.

– Ты теперь дурь свою на кладбище неси. И сам там оставайся – убийца! – босоногий хотел с воздетым кулаком сделать выпад в сторону Митрохина, но, сильно накренившись, ухватился за стол.

– Маргарита умерла? Когда? Кто вы ей? – Дима задавал вопросы четко, медленно и громко.

– Я – муж! Сашка Скупин! А вот кто ты? Мы с Лехой тебя сейчас… – Мужичок вновь попытался встать, на этот раз вооружившись пустой бутылкой «Столичной», подвернувшейся ему под руку, но Дима грубо осадил его, тряхнув за плечи.

– Я из полиции. Веду дела по наркотикам. Фотографии Маргариты есть? Документы? Ну?!

– А-а, ну это тогда… – Мужик неопределенно поводил рукой.

Митрохин подошел к буфету, стал копаться в ящиках. Скупин-муж притих у стола, свесив голову и, видимо, задремав. В третьем ящике Дмитрий наткнулся на картонную красную папку с тесемками. В ней были фотографии. Совсем мало, но достаточно, чтобы понять, что Маргарита Скупина и отдаленно не напоминала убийцу. Черные вьющиеся волосы, нос-пуговка, пухлые щеки, затравленный взгляд. Вот она стоит «под венцом» со своим великовозрастным мужем – взгляд у обоих окаменевший. Вот за стойкой бара или кафе – с начесиком, с кривой улыбкой. В компании девушек – поездка или экскурсия: за спинами – то ли парк, то ли лес. Большая групповая фотография – одинаково стриженные и одетые подростки – со странными, уродливыми лицами. Сверху, полукругом, надпись – «Специализированный интернат № 2 города Яв-ска. 1988 год». Похоже, Скупина третья справа, в нижнем ряду. Выглядит одной из самых нормальных. Взяв эту фотографию и свадебную, Митрохин, поискав какие-либо еще документы, но ничего не найдя, вышел из пропащей квартиры: конструктивный разговор с неутешным вдовцом был невозможен: мужичок рухнул-таки со стула и мирно посапывал под столом, подтянув колени к подбородку.

Из квартиры напротив, толкая перед собой сумку на колесиках, появилась бабулька, одетая явно не по погоде – в длинном пальто, шерстяном платке и галошах.

– Здравствуйте. Лейтенант Митрохин. Хотел бы задать вам пару вопросов о покойной Маргарите Скупиной, – отрапортовал Дима, подойдя к бабке. Та посмотрела на него полоумным взглядом и гаркнула:

– Ай-я?! Чего?!

– Говорю, где Рита работала?! – заорал Митрохин, наклоняясь к самому уху старухи и тыкая пальцем в направлении квартиры Скупиных.

– Че орешь! Глухой, что ль? Нихто не работает! Ритка померла о прошлом годе. Ничего не работала – в больнице, шалава, отлежится, и пьет. Или как его, колется! – Бабулька отстранила некстати загородившего путь полицейского и споро заковыляла к лестнице. Ухватившись за перекрученные перила, стала меленькими шажками спускаться, дергая за собой тележку.

«Ну, вот как можно было свернуть в бараний рог приваренные намертво железки? Какой силой, целеустремленностью нужно обладать?» – задался риторическими вопросами оперуполномоченный, провожая взглядом деловитую старуху, опасливо хватавшуюся за «ажурную ковку» вывороченных перил. Дмитрий, посмотрев на часы, решил «доложиться» Быстрову, но у того телефон был недоступен. «Видимо, в метро товарищ следователь. Так. Семнадцать десять. Поздновато ехать в интернат, находящийся в противоположном от Эм-ска районе Подмосковья. Значит, едем в отдел», – принял решение лейтенант.

Весна неудержимо отвоевывала пространство и время у грязноватой, сумрачной московской зимы. Митрохин, выйдя на свет и простор из подъезда-преисподней, с наслаждением расправил плечи, потянулся конопатым носом к упругим, ласкающим солнечным струям. А воздух, который ни почувствовать, ни вдохнуть полной грудью не могли в своем грязном копошении, боли и беспросветности обитатели этих заброшенных жилищ, – был свеж, чист и живителен.

Всю дорогу до Москвы Быстров боролся с собой – звонить или не звонить Светлане. Очень хотелось, но повода он придумать не мог – как только Атразекову доставили к его дому, старшина Волжанов отрапортовал о «полном ажуре». Следовательно, служебной надобности в звонке не существовало, а нужда была личная, мужская – разрази ее гром, так некстати вылезшую. В общем, Быстров все же смалодушничал, достал телефон, злясь на себя, что изобретает предлог, и набрал номер, пытаясь изобразить радушного хозяина, чтобы задать дежурный вопрос: «Как вы там устроились?» Светлана долго не отвечала, и сердце сдержанного Сергея Георгиевича выдавало несвойственные ему аритмические кульбиты. Наконец послышалось напевное «Алло?», и фоном к нему неясный шум. Быстров встревоженно спросил:

– У вас все в порядке, Света?

– Да-да, большое спасибо. Очень хорошо.

– А что там шумит?

– Э-э, сковородка. Я тут жарю…

– Вы нашли, что пожарить? – растерялся Быстров. – Простите, я ужасный хозяин. Дотянете до вечера? Вы скажите, что купить – я все привезу.

– Ничего, я сама свалилась на голову вам. Неловко все как-то, глупо. И я все уже купила.

– Светлана, вы спасаетесь у меня или намереваетесь предстать в качестве нового трупа? С которым мне не слишком приятно будет работать? – О, сколько металла, сдержанного гнева зазвучало в голосе «хозяина». Светка, оробев, растерялась и притихла. Глухое молчание «жертвы» еще больше смутило взволнованного и потому злящегося Быстрова, и он, строго запретив Атразековой выходить из дома и вообще проверить замки на двери, отсоединился. «Вот и изобразил радушие, идиот». Весь десятиминутный путь от метро до павильона ВВЦ следователь костерил себя, но, войдя по длинной пологой лестнице в гулкое, ярко освещенное пространство с высоченным потолком, полностью переключился на работу.

У самого входа несколько женщин просили подаяние. Густобровый монах подаяние требовал, а две тетки с испугом выслушивали его отповедь.

Отдельно от всех стоял крупный седовласый мужчина в алой ветровке с плакатом на груди. На плакате помещался коллаж: фотографии семьи царя Николая Второго перемежались картонными иконками Христа, Богородицы, святых, из которых Сергей Георгиевич узнал Серафима Саровского, молящегося на камне. Мужчина с коллажем, подняв руку, зычно пел. Густой, роскошный баритон невольно заставлял вслушаться в слова песни, которые на манер марша воспроизводил певец:

Ведут нас ко Христу дороги узкие,

Мы знаем смерть, гонения и плен.

Мы – русские, мы – русские, мы – русские,