Секретные архивы ВЧК-ОГПУ - читать онлайн книгу. Автор: Борис Сопельняк cтр.№ 35

Боенврач Некрасов переметнулся к Деникину, дошел с белой армией чуть ли не до Москвы, а потом где-то затерялся. Вольноопределяющийся Мартьянов ни винтовки, ни револьвера в руки не брал—его оружием стало перо. Эмигрировав, он стал одним из самых злобных и последовательных врагов советской власти.

А вот подпоручик Ушаков хоть и не стал большевиком, но от белых пострадал: колчаковцы бросили его в тюрьму и едва не расстреляли как коммуниста. Сбежав из тюрьмы, Ушаков, назло бывшим коллегам-офицерам, вступил в Красную Армию и воевал в ней до самого конца Гражданской войны. Впечатлений было так много, что он начал писать. Когда ему предложили написать воспоминания о покушении на Ленина, Ушаков это сделал. Печатать их, конечно, не стали, но рукопись сохранилась, и только благодаря этому появилась возможность рассказать правду о первом покушении на Ленина, когда мишенью был затылок Ильича.

А что же главный герой этой истории — Фриц Платтен? Какова его судьба? Какова судьба человека, которому большевики обязаны всем: и своим появлением в России, ведь это он привез их в якобы опломбированном вагоне, и спасением своего вождя. Ответ на этот вопрос есть. Он настолько отвратительный, дурно пахнущий, печальный и трагичный, что поверить в него не просто трудно, а невозможно. Но все, что я расскажу, правда, беспощадная и неприукрашенная правда.

Итак, передо мной дело № 3156, извлеченное из недр Центрального архива ВЧК-НКВД-КГБ, а ныне ФСБ. Заведено оно 10 марта 1938 года, и хранить его надлежало вечно. Вот и хранили, да так тщательно, что о судьбе Платтена никто ничего не знал. Как и все подобного рода дела, оно открывается справкой на арест, подписанной двумя сотрудниками НКВД и утвержденной заместителем наркома внутренних дел Леонидом Заковским.

Подлинная фамилия этого человека Штубис. Чекистом этот латышский парень стал еще в 1917-м и, пока дорос до столь высокой должности, дров наломал немало. А уж крови пролил! Такое усердие не осталось незамеченным: вся грудь Штубис а была в орденах. Не исключено, что Генрих Штубис дожил бы до седин и крови пролил бы не реки, а моря, но вмешались высшие силы. Дело Платтена было для него последним: через полтора месяца его арестовали и вскоре расстреляли.

Никакой связи с делом Платтена это не имеет, просто слишком старательный Штубис попал под одну из показательных чисток, которые Сталин время от времени проводил в силовых структурах. Кто заполнял освободившиеся вакансии? Полуграмотные выскочки. В НКВД шли никчемные инженеры, дрянные фрезеровщики, спившиеся кавалеристы и прочие любители покуражиться над беззащитными людьми. Именно к таким инквизиторам и заплечных дел мастерам попал Фриц Платтен. Об уровне их профессионализма не просто говорит, а вопиет та самая справка на арест, подписанная старшим лейтенантом Селивановским и майором Столяровым:

«Платен Фриц Петрович, 1883 года рождения, беспартийный, уроженец г. Берлина, немец, преподаватель педагогического института иноязыков, проживает по ул. Горького, 81, кв. 13. По данным 5-го отдела УНКВД МО Платен Фриц Петрович подозревается в шпионаже в пользу одного из иностранных государств.

Платен в 1923 году прибыл в СССР из Германии как политэмигрант. В Москве имеет большой круг знакомых среди иноподданных. Поддерживает письменную связь с лицами, проживающими за границей. Жена Платена в 1937 году арестована органами НКВД и осуждена за шпионаж.

На основании вышеизложенного Платен Ф.П. подлежит аресту».

Чудовищнейший документ! Мало того что переврали фамилию, написав ее через одно «т», место рождения, перепутав Берн с Берлином, а также национальность и подданство, чекисты даже не знали, что в СССР он прибыл из Швейцарии. А чего стоит фразочка «подозревается в шпионаже в пользу одного из иностранных государств»! Какого именно? И где доказательства? Впрочем, тогда рассуждали просто: был бы человек, а статья найдется. Найдутся и доказательства. А не найдутся, подследственный придумает сам и такого на себя наговорит, что и не снилось.

Зная прошлое Платтена, зная его жизненный опыт, характер и непростую судьбу, я был просто поражен его безволием: на первом же допросе, когда следователь Шейн потребовал у него признания в шпионаже в пользу неведомо какой страны, Платген с ходу заявил:

— Да, признаю. Я действительно являлся агентом польской разведки.

— Кто и когда вовлек вас в шпионскую деятельность?

—А черт его знает, кто! Какой-то чиновник из польской жандармерии. Он не представился. А было это в феврале 1932 года. Я тогда возвращался из Швейцарии, куда ездил по спецзаданию Коминтерна.

— И как этот поляк вас вербовал?

—Да не вербовал он вовсе. Просто он напомнил, что десять лет назад у меня были неприятности с польской полицией, что все это время меня искали и теперь могут предать суду. Я не мог этого допустить, так как меня ждали в Москве с отчетом о выполнении спецзадания, поэтому я сделал вид, что очень испугался и готов на любой компромисс. А компромиссом было предложение давать сведения о развитии сельского хозяйства в СССР. Я согласился. Мы тут же обговорили пароли, явки и способы связи, после чего меня отпустили. Я дал им свой московский адрес, и мы договорились, что в ближайшее время ко мне явится агент польской разведки, который назовется Станиславом и произнесет пароль «Гельвеция».

— Он явился?

— Явился, и тут же потребовал сведений. Я их ему дал. Но все, что он получил, я взял из газет.

— Как это, из газет? — не понял Шейн.

— Да очень просто. В газетах, особенно провинциальных, много пишут об успехах коллективизации, о колхозном и совхозном строительстве, о видах на урожай и, конечно же, о стахановцах, ударниках и других передовиках. Так что я надул его, как мальчишку!—хохотнул Платген.—Потом он куда-то исчез, и никто из поляков больше меня не беспокоил.

—Ладно,—прихлопнут тощенькую папку следователь,—пока что пусть будет по-вашему. Но не думайте, что лапшу, которую вы пытаетесь вешать мне на уши, нельзя перепроверить. Перепроверим! И если окажется, что вы пытались увести следствие в сторону, пеняйте на себя. А теперь поговорим по-серьезному,—обмакнул он перо в видавшую виды чернильницу.—Назовите лиц, с которыми вы имеете тесную связь и которые в настоящее время арестованы органами НКВД, — резко изменил тему Шейн.

— Лиц? Арестованных? При чем здесь лица? — смешался Платтен.

— Вопросы здесь задаю я! — повысил голос Шейн. — Не забывайте, где вы находитесь, и отвечайте на поставленные следствием вопросы. И еще! —резко наклонился он над столом и впился в таза Платтена. — Изворачиваться, вертеть вола и крутить хвостом не советую, следствие этого терпеть не будет. Я ведь могу прибегнуть и к другим мерам воздействия. Не вынуждайте меня к этому, подследственный, ох не вынуждайте! Вы меня поняли?

—Понял. Я все понял,—схватился за неожиданно разболевшуюся руку Платтен. — Я назову. Я всех назову. Прежде всего, это жена—Платтен-Циммерман Берта Георгиевна. Она арестована в июне 1937 года. Затем литовский инженер Камбер. Потом служащий советского посольства в Берлине Абрам Мендельсон. Еще сотрудник секретного отдела Коминтерна швейцарец Ян. Все они арестованы в начале этого года.