Секретные архивы ВЧК-ОГПУ - читать онлайн книгу. Автор: Борис Сопельняк cтр.№ 33

Теперь дело было за малым: выследить Ленина и либо бросить в него бомбу, либо расстрелять. Но выследить Ильича было не так-то просто, он то не выходил из Смольного, то совершенно неожиданно выступал на каком-нибудь митинге. В Смольный не проникнуть — это ясно, а вот подкараулить на митинге вполне возможное дело. Теперь вся надежда была на Технолога, который работал в канцелярии Смольного.

Шли дни, а от Технолога ни единой весточки... У «партизан», как они себя называли, все чаще сдавали нервы, они все чаще ссорились и без всякой меры глушили коньяк. Бог знает, чем бы все это кончилось, если бы однажды вечером в квартиру не ворвался Технолог.

— Сегодня! — с порога крикнул он. — В восемь вечера. Михайловский манеж.

— Что там, митинг? — уточнил Капитан.

— Митинг. Провожают на фронт отряд Красной Армии.

— Он выступает? Это точно?

— Точно. Сам слышал. Отряд сформирован из рабочих Выборгского района: на радостях, что их будет провожать Ленин, они кричали об этом в коридорах Смольного.

А вот как было на самом деле. Николай Подвойский, который в то время был народным комиссаром по военным делам, рассказывает о событиях того рокового вечера несколько иначе:

«1 января 1918 года, под вечер, я вхожу в маленькую рабочую комнату Владимира Ильича. Он прерывает беседу с незнакомым мне, по-европейски одетым высоким тридцатилетним человеком. Указывая на меня, Владимир Ильич говорит своему собеседнику:

— Это товарищ Подвойский, наш военный специалист.

Потом, обернувшись ко мне, добавляет:

— Это Фриц Платтен, товарищ, который вывез нас из Швейцарии.

Завязалась беседа. Я сказал, что сегодня мы отправляем первый сформированный батальон Красной Армии для обороны наших границ от возможного нападения Германии и обратился к Владимиру Ильичу с просьбой, чтобы Ильич непременно сам проводил на фронт первый батальон Красной Армии. Владимир Ильич согласился и пригласил с собой также тов. Платтена».

Кто это нашептал Ленину, ангел-хранитель или сам Господь Бог, но если бы он не пригласил Платтена в Михайловский манеж, этот день был бы последним в жизни вождя революции.

А теперь обратимся к записям Ушакова:

«Поздним вечером мы подъехали к зданию манежа. Народу — тьма-тьмущая! Толпа гудит, шумит, скандалит и чего-то ждет.

— Все ясно, они ждут Ленина, — удовлетворенно просипел неожиданно простудившийся Капитал. — Нам надо смешаться с толпой и тоже ждать. Убьем, когда он будет уезжать с митинга. Стараться из револьвера, чтобы не побить народ. Не выйдет — можно и бомбу. Если что не так, живым в руки не даваться! — жестко закончил он.

А вот и автомобиль. Он свернул с какой-то улицы, нырнул в ухабе и двумя огненными пальцами указал на вход.

— Едет!

Толпа шарахнулась, сомкнулась и сдавила. Тем временем трое вышли из автомобиля. Я рванулся за ними и кое-как пробился внутрь. На трибуне, среди каких-то незнакомых людей, стоит человек.

— Он!

Разве мог я не узнать его сразу?! Плотный. Городское пальто. Руки в карманах. Шапка. Он стоит величественно и просто. Он улыбается и терпеливо ждет. А люди в шеренгах кричат и кричат, и не хотят остановиться, и тянут “ура”, и дух величайшего одушевления стоит и над толпой, и над человеком, которого я должен убить.

Когда он кончил выступать и спустился с трибуны, толпа рванула к выходу. Вместе с ней на улице оказался и я.

“Стрелять! Пора стрелять! — думал я. — Но из револьвера можно промахнуться, а кидать бомбу неудобно — напрасно побьем много людей. Мы сделаем иначе: остановим его на мосту и прямо там убьем. Я это сделаю сам. Но надо посоветоваться с Капитаном: за операцию отвечает он”».

Решающие минуты Ушаков описал поразительно эмоционально и, главное, не пытаясь оправдаться:

«Туман. Ночь. Минуты — вечность. Но что легло там огненное через площадь? Это тот автомобиль. Он свернул к мосту. Сюда! Кто-то бежит за ним. Автомобиль у моста. На мосту! Сейчас. Бомбой, только бомбой! Почти касаясь крыла, кидаюсь вперед. Я его вижу, он в автомобиле! Он смотрит, в темноте я вижу его глаза. Бомбу!

Но почему автомобиль уходит, а бомба в руках? Что случилось? Я боюсь? Я струсил? Нет, я ничего не боюсь, но бомбу бросить не могу. Словно кто-то связал по рукам и ногам. Я не могу разжать руки, не могу выйти из оцепенения.

Все кончено! Я сорвал операцию, я подвел товарищей, мне нет прощения. Но что это, что за выстрелы звучат у моста? Ура, это Капитан!

Капитан бьет наверняка. Капитан не отпустит. Я слышу, как пуля ударила в кузов. Одна. Еще одна. Я тоже выхватываю наган и, стреляя, бегу за автомобилем. Я не верю своим глазам — автомобиль остановился. Теперь ничего не стоит догнать и бросить бомбу! Но нет, шофер не остановился. Это просто сообразительный шофер свернул машину в переулок».

А в это время в машине творилось нечто невообразимое.

— Стреляют! — слабо вскрикнула сидевшая рядом с шофером сестра Ленина.

— Надеюсь, не в нас? — проронил еще не отошедший от митинга Ильич.

— То-то и оно, что в нас, — процедил сквозь зубы Тарас Гороховик и до отказа утопил педаль газа.

Машина взревела, но быстрее не поехала.

— A-а, мать твою так! — заорал Тарас. — Я же говорил, что резина совсем лысая, когда-нибудь да подведет! А уж в гололед...

В этот момент машина вскарабкалась на мост. Тарас глянул в зеркало заднего вида и обомлел: какой-то человек бежит почти вровень с ними и на ходу ведет огонь.

— Держитесь крепче! — крикнул Тарас и вильнул вправо.

Дзынь! Пуля пробила заднее стекло, пролетела навылет и разбила переднее. Осколки брызнули в лицо, кровь залила таза, крыло чиркнуло по ограждению моста, но Тарас выровнял машину.

—Что вы делаете?! — взвизгнула Мария Ильинична.—Мы же свалимся в Фонтанку!

—Зато останемся живы! Не боись, Марь Ильинишна. Бог не выдаст, свинья не съест, — неожиданно повеселел Тарас.

— А ведь и правда стреляют, — подал голос Ленин. — И теперь я уверен, что в нас.

Вдруг в моторе что-то чихнуло, крякнуло, машина дернулась и остановилась. Тарас снова глянул в зеркало и не поверил своим глазам: человек с наганом уже у заднего бампера. Вот он поднимает руку. Вот он прицеливается. Вот он...

Оглушительно грохнул выстрел! Зазвенели стекла. Закричала Мария Ильинична. Брызнула кровь — и от безысходного горя завопил Гороховик.

И тут произошло чудо: одновременно с выстрелом голову Ильича прикрыла чья-то рука и резко отвела ее в сторону.

— Что вы делаете? — откуда-то снизу раздался голос Ленина. — Сидеть у вас под мышкой я долго не смогу.

— Жив! — облегченно вздохнул Тарас и ударил по газам.

А Платтен, как будто ничего особенного не произошло, не спеша достал накрахмаленный платок, обмотал им раненую руку и, путая немецкие и русские слова, разъяснил Ленину, что пристанище под мышкой временное, что предоставить его вынудила мировая буржуазия, которая так и норовит устроить большевикам какую-нибудь пакость.