У штрафников не бывает могил - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Першанин cтр.№ 23

После передышки попытались достать гранатами. Противопехотная граната М-24 с деревянной рукояткой длиной тридцать сантиметров, удобная штука для дальних бросков. Мне приходилось видеть, как крепкий тренированный боец швырял ее метров на семьдесят. Для большинства такое расстояние слишком велико. Из траншеи мало кто зашвырнет «колотушку» дальше, чем на полсотни метров.

«Колотушка» звучит в моих словах без тени пренебрежения. Сейчас эти удобные немецкие гранаты смертельно опасны. Они падают на смерзшийся снег, катятся и взрываются, не достигнув обрыва метров десяти. Осколки сыплются сверху, не причиняя вреда. Но если найдется ариец посмелее и подползет ближе, гранаты станут взрываться у нас на головах.

Подползти им не дает пулеметный огонь «максимов» и винтовочные выстрелы. Нас поддерживает полк и оставшиеся в живых штрафники. Я уверен, что пока жив Николай Егорович Тимарь, на произвол судьбы остатки взвода не бросят. Только и фрицы все равно найдут способ сократить нас до нуля.

Подсчитали личный состав. Нас сорок четыре человека. Из командиров со мной Левченко, Матвей Осин и Султан Бакиев. Командир отделения Крючков погиб наверху, четвертый сержант лежит на льду, рядом валяется автомат. Он один из первых, кого срезали пулеметной очередью в начале атаки. Тяжелораненых у нас двое. Это те, кто не могут двигаться и, наверное, долго не протянут.

Еще человек восемь имеют легкие ранения, я включаю их в список тех, кто сможет воевать дальше. А воевать нам придется очень скоро. Курим, вяло переговариваясь:

— Попали в дыру, епть!

— Да, отсюда без подмоги не вылезешь.

— Где она, твоя подмога? Вон на льду лежит. Вороны уже клюют.

Вороны, действительно, не обращая внимания на стрельбу, подбираются к мертвым. Одна уже расклевывает пробитое пулей лицо. С левого берега стучит выстрел. Ворона с карканьем тяжело взвивается вверх. Боец рядом со мной старательно выдалбливает лопаткой нору в обрыве. Его примеру следуют остальные. Я тоже извлекаю из чехла лопатку и разгребаю льдистый снег с вмерзшей травой.

Одинокая мина, словно натягивая струну, набирает высоту. Застыв на самой верхней точке траектории, трехкилограммовая стальная тушка с воем летит вниз. Я замираю, чутьем угадывая, что она летит в нашу живую цепочку. Грохот, столб снега и отчаянный крик. Все замирают.

— Нашшупали! — выдыхает рядом со мной долговязый Легостаев.

Раненый продолжает кричать. Несколько мин взрываются с перелетом, одна обваливает пласт земли с края обрыва. Еще две мины рушат кромку льда у берега. Взлетают фонтаны ледяного крошева, воды, пучки водорослей. Со льда неожиданно вскакивает один из «убитых» и бежит к нам. Проваливается по колено в воду, с необыкновенной резвостью выбирается из полыньи и, пригибаясь, несется к обрыву.

Запоздало рассыпается пулеметная очередь, но боец уже достиг мертвой зоны и, тяжело дыша, брякается возле нас. Это Иван Рябков — из моего взвода.

— Ну, ты даешь, Ванюха! — хлопает его по плечу Матвей. — Как же у тебя выдержки хватило под пулями на льду отдыхать?

— Тебе бы такого отдыха!

— А чего тогда через речку удирал? Совсем башку с перепуга потерял. Кто убегал, все на льду и остались.

— Умный ты, Матвей, — клацает зубами и трясется от холода насквозь мокрый боец. — Жаль, тебя тогда рядом не было. Присоветовал бы что-нибудь толковое.

— Ну, ничего, здесь не слаще. Мы же под фрицами лежим. Гранатами по нам развлекаются.

Иван Рябков — добродушный, веселый парень, откуда-то с Чувашии. Во взводе к нему относятся хорошо, подсмеиваются над его наивностью. Сейчас все рады, что Ванька живой, хоть и мокрый до нитки. Я тоже одобрительно хлопаю его по плечу и ползу к парню, который попал под мину. Наш главный санитар Федор Запорожец, по прозвищу Бульба, даже не тратит на него бинтов. Объясняет, что раны смертельные. Впрочем, я и сам это вижу. Разорван бок, из-под фуфайки выползают бурым комком внутренности. Санитар передает мне удостоверение «бойца переменного состава». Этот тоже свою вину искупил.

С посиневшим от холода Ванюхой Рябковым ребята делятся сухим бельем, тряпками на портянки. Матвей Осин грозно спрашивает, куда делась винтовка.

— Утопла. И я чуть не утоп, — под смех окружающих начинает оправдываться Рябков. — Зато подсумки с патронами на месте. И вот, гранаты.

Хотя стрельба не прекращается, немцы слышат смех. Это их злит, и по нам снова отрабатывает миномет. Но мины немцы экономят. Не они, а мы наступаем, боеприпасы надо беречь. Ваня Рябков, жестикулируя, рассказывает, чего натерпелся, пока лежал на льду.

— Когда нас с откоса сбросили, все назад побежали. Я — тоже. Сашка Мякотин впереди, я — за ним. Очередь как пошла, я сразу на лед брякнулся, а Сашка, бестолочь, все бежал. Ему поясницу очередью пробило. Начал шевелиться, кричать, а фрицы давай добавлять. Да никак не попадут. То из ватника пулей клок вырвет, то возле ног лед кусками разлетается. Добили бедолагу. В каждого, кто на льду лежал, пули всаживали. Кто-то, как я, отлежаться хотел. Ему снайпер башку насквозь вместе с шапкой пробил. Поднялся, считай, уже мертвый. Шаг вперед, шаг назад — видать, мозги вышибло. Упал и больше не шевелился.

— Ванька, а ведь у тебя макушка белая, — сказал Пушкарь. — Была такая или седой сделалась, пока там лежал?

Рябков пошарил по коротко стриженной голове, отмахнулся: хрен с ней, с макушкой. Главное — башка цела.

— Там не то что седым, а обосраться три раза можно было. То из пулемета пройдутся, то снайпер-сука по шапкам шмалять начинает. Хлоп, и клочья по льду разлетаются. Вот, наверное, и волосы побелели, пока своей очереди ждал. Мина в промоину метрах в трех шарахнула, парень на краю лежал. Булькнул в воду, как и не было. Меня от осколков наши мертвые спасали. Несколько мелких и я словил…

Пошел снег. Крупный, влажный, пока редкий. Чтобы занять бойцов, приказал долбить норы поглубже. Только много ли надолбишь в промерзшей глине? Это она сверху раскисла, а глубже как камень. Собравшись тесной кучкой, обсуждали положение. Сошлись на том, что времени у нас час-два, может, чуть побольше. Фрицы-уроды все равно что-то придумают. Пушкарь с запекшейся резаной раной на щеке и порванной губой рассуждал, как опытный артиллерист:

— Минометов у них немного, да и наши с левого берега не дают разгуляться. Если притащат 50-миллиметровые «подносы», быстро нас прикончат. Они хоть и слабые, но точность на близкое расстояние хорошая. И укрывать их легко. Прямо из траншеи будут лупить.

Еще Пушкарь начинает рассказывать про шрапнель и бризантные снаряды. От них обрыв и наши смешные норы не спасут. Снаряды этого типа взрываются в воздухе и выкашивают сверху все подчистую. Грамотные рассуждения бывшего капитана прибавляют уныния:

— Во, вляпались… отсюда уже не выбраться. Только вперед ногами.

— А куда выбираться? Хоть взад, хоть вперед — везде смерть. В яму закапывать потащат, скажут: «Молодцы, искупили вину».