Главное управление - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Молчанов cтр.№ 109

– Вполне естественная конкуренция в подлунном мире, – сказал Жбанов терпеливым тоном. – Вопрос один: на чью сторону ты встаешь, что выбираешь. Что тебе, наконец, ближе. А мне эта страна никогда не была ни близкой, ни родной. А с чего все началось? В четвертом классе общеобразовательной московской школы пришла пора принимать личный состав учеников в пионеры. Прием состоялся возле Мавзолея Ленина, у стен Кремля. Я помню, что проснулся в то утро с ощущением грандиозного праздника. Помню все до мелочей: солнечное прохладное утро, ласковый свет, пробивающийся сквозь занавески, отглаженную мамой школьную форму на спинке стула, сухой весенний асфальт, робкую майскую зелень… Все было так здорово! И автобус, привезший нас к Красной площади, и торжественная линейка… И гимн Советского Союза.

И вдруг – вожатая. С опытом. Не в первый, чувствуется, раз руководящая всем этим разносолом из сопливой человеческой поросли, жаждущей нацепить на шеи дурацкие красные тряпки, причащающие их невесть к чему. Сколько в ней было брезгливости, усталости, равнодушия…

И эта идущая от нее волна небрежения, сметающая весь флер торжества, ударила по мне, смыв восторженность, приподнятость, веру, наконец… Навсегда!

– Ну, а теперь позволь высказаться мне, – произнес я. – Ленин, Сталин, прочие деятели – олицетворения тех или иных очередных переходных периодов. Благополучно завершенных волею Божьей, сохранивших Россию. В том числе – от германских нацистских полчищ и от ядерного удара США. Коммунистический строй – не конфета, но не будь его, сколько бы мы нахлебались дерьма, кто знает? Затем: не надо путать приверженность к коммунистическим идеалам или же отрицание их с чувством Родины.

– Все? – спросил он. – Тогда – следующий эпизод из личной жизни… Я уже работал в разведке, когда один из наших парней переметнулся в Штаты… Был громкий разбор его перелета, трещали кости, велись допросы всех, кто-либо сказавших ему «здрасьте» в коридоре или в курилке… В итоге шторм утихомирился выговорами и разносами. Но наш отдел, где числился изменник, решили подвергнуть отдельной воспитательной работе. И вот, представь, собирают нас у ворот Кремля и ведут… куда бы ты думал? В кабинет Ленина. Встали мы у его письменного стола, на котором раритет в чугунном образе обезьяны, вдумчиво рассматривающей лежащий на ее ладони человеческий череп, и слышим голос гида:

– Проникнитесь, товарищи… Здесь творил вождь.

– И я проникся. Как на череп смотрела обезьяна, так же смотрели на нас престарелые орангутанги из Политбюро. Думаешь, они о судьбах Родины размышляли? О своих задницах и о креслах, в которые их задницы были водружены. Теплых и ко всем конфигурациям дряблых ягодиц приспособленных. А мы были черепами, солдатами, должными оставить свои кости на полях невидимых сражений во имя этих задниц и кресел. Ну?

– И что – ну?

– Как бы не так, решил я, – ответил Жбанов. – Спасибо вам, господа коммунисты, за ваши кремлевские уроки, пробуждающие сознание. А потому высокими словами о Родине вы меня впредь не надуете. Когда государство называет себя Родиной, оно от тебя что-то хочет. И как правило, готовься либо подтянуть пояс, либо сложить голову. И решил я податься в противоположный профсоюз. Там все было цинично, но определенно. В том числе – с зарплатой. Новая компания оказалась мне куда как ближе. «Эти» – без исторических метаний и приверженности к катаклизмам. И будущее, уверен, за ними. А мы с тобой живем на территории перспективных ресурсов. И помогаем им ее осваивать. Потихоньку, исподволь. Мы, Юра, вовлечены в работу хитрой и холодной Системы. Как и наше правительство, последовательно уничтожающее народ. До необходимой цифры в пятнадцать работоспособных миллионов. И, как бы ни хохорились патриоты, результаты налицо. Где деньги олигархов? На Западе! Где Государственный стабилизационный фонд? Там же! Где пенсионные накопления чиновничества? Смотрите в сторону заката…

– Пораженческие настроения…

– Угу, – кивнул он. – Так говорят полководцы, удерживая солдат на последних отступных редутах и расстреливая паникеров. Сами же – не зная, куда податься, и комкая в ладони выдернутую из сапога портянку – будущий белый флаг… Знаешь, Юра, вот клянут Горбачева – разрушил Союз, предатель, бездарь… А я полагаю, в нем – Божий промысел. Вертись вся эта советская болтанка дальше – грянула бы ядерная война. Сподобились бы мы на нее из безысходности своей и самомнения. А так – пронесло.

– Только с его реформами погибло народа столько, сколько бы в той самой несостоявшейся войне, – сказал я.

– Но без экологических осложнений, – откликнулся Жбанов. – Что главное. Ты о грядущих поколениях думай, жалей их, им жить. Думаешь, пошло острю? Нет, так и есть. А вывод такой: отбрось ты свои национально-патриотические комплексы, работай на умную перспективную систему, которая всем правит, всех своих целей добьется и свой флаг на каждой вершине установит. И будешь ты перед Богом невинен, и перед потомками свят.

– Врешь ты все в свое оправдание, – сказал я. – Оцени себя честными величинами. Предатель ты и изгой.

– А ты чем лучше? – удивился он.

– Тем, что оправданий себе не нахожу, – ответил я. – Но в техническом плане это, конечно, ничего не решает. Деваться мне некуда.

Тут я слукавил. Чтобы не особенно противоречить врагу, не посеять в нем сомнения относительно своей вынужденной лояльности.

– В тебе говорят эмоции, а должен говорить расчет. Но, – хлопнул меня по плечу, – ты придешь к истине. И она сделает тебя свободным.

Я невразумительно пожал плечами. Я знал, что эта видоизмененная Жбановым цитата из Библии венчает собой вход в здание ЦРУ в Лэнгли, как знал о том и Жбанов, не без умысла произнесший такое напутствие, но свою образованность решил комментариями не проявлять.

Еще посмотрим, кто кого, господа нехорошие…

– Да! – припомнил я, когда наймит американцев уже раскрывал дверь проходной. – Ты Корнеева помнишь? Ну, того…

– Дорого нам обошелся, конечно.

– Слушай, личная просьба… Он мне все мозги выел… Болтается без работы, а я ему наобещал… Восстановлению благодаря последнему месту работы не подлежит, сам понимаешь… Но послать его в окружающие нас просторы не могу, слабохарактерный я, совестливый, почему и сострадаю убогим всей глубиной души с завидным постоянством…

– Внедряешь ко мне агента? – усмехнулся Жбанов.

– Пошлая мысль, лежит на поверхности, – укорил его я. – И озвучил ты ее, потому что сам знаешь – несерьезно такое с моей стороны, рискованно… Специалист он средний, но специалист. А мы ему по-человечески должны.

– Ладно, возьму, долги надо платить… Ибо моя честь офицера – величина абсолютная…

– Окстись, Жбанов, – сказал я. – Какая честь? Всему, в конце концов, есть пределы. Даже в ерничестве.

– Повторю: я мыслю категориями абсолютных величин. И честь офицера – мой базис, – обронил он и захлопнул за собой дверь, трепач лукавый.

Возможно, он имел в виду свое произведение в офицеры Центрального разведывательного управления США. Если оно было так, я бы не удивился. В их иерархии этот кадр мог бы претендовать и на руководящие посты. Другое дело – не сподобилось ему на иной почве родиться и не стать уверенным защитником Родины, а убежденным ее изменником и последовательным противником.