Инига кивнула — Зейнаб этой немудреной хитростью удалось на
время усыпить неуемное любопытство девушки.
— Да, а дворец калифа, как мне рассказывали, — одно из
величайших чудес света! Говорят, что, когда владыка переезжает из Кордовы в
Мадинат-аль-Захра, всю дорогу от города до города устилают коврами! И еще по
ночам освещают ее масляными светильниками на высоких столбах. Шесть фонарщиков
следят за тем, чтобы ни один не потух, представляешь? Нет, ты только вообрази:
ночная дорога, ярко освещенная! Как бы хотелось мне поглядеть на это чудо! Но
мне, видно, придется всю жизнь безвыездно провести в Алькасабе Малике… Когда я
выйду замуж, моим долгом жены будет рожать мужу детей. — Девушка улыбнулась и
пожала плечами:
— Но для чего тогда Аллах сотворил женщину, как не для
этого? И все же я чуть-чуть завидую тебе, Зейнаб… — вздохнула Инига. — Но не
слишком сильно. Ты и вправду на редкость красива, милая. Думаю, калиф прикипит
к тебе всем сердцем, но другие обитательницы гарема воспылают к тебе жгучей
завистью. Берегись этих женщин, Зейнаб! Не доверяй никому, кроме твоей Омы, и
удостоверься, что евнух-прислужник предан тебе одной. Преданность и
расположение евнуха обычно легко купить… Ты всегда должна быть уверена, что
никто кроме тебя не распоряжается твоими слугами! Но ты мудра, я вижу, и сердце
подскажет тебе, кому можно довериться…
— А за кого ты выходишь? — спросила Зейнаб.
— Его зовут Ахмед-ибн-Омар. Он приходится племянником
госпоже Музне — старший сын ее родной сестры. Я знаю его всю жизнь. Всегда само
собой разумелось, что мы когда-нибудь поженимся. Волосы у него черные, словно
вороново крыло, и ласковые карие глаза…
— Ты его любишь?
Инига надолго задумалась. Потом сказала;
— Думаю, люблю… Я никогда не мечтала ни о ком другом. Ахмед
добр и весел. Говорят, что он ни разу в жизни не разгневался… Я с радостью
приветствую выбор моих родителей.
…Зейнаб даже в чем-то завидовала девушке. Любовь причиняет
боль — это она уже испытала. И, верно, гораздо лучше просто приветствовать
чей-то выбор, подобно Иниге. В покорности нет страдания. Ее же собственная мать
так никогда и не покорилась… Ведь невзирая на страстную и кипучую ненависть к
Мак-Фергюсу Сорча Мак-Дуфф по-своему все же любила его, и он отвечал ей взаимностью…
Сколько горечи было в этом чувстве для обоих! Да, любовь — это беда, это кара…
Но, понимая это, Зейнаб не знала, как можно убить любовь, уже угнездившуюся в
сердце…
Вполне удовлетворенный успехами ученицы во всех сферах,
Карим-аль-Малика решил, наконец, продолжить с нею путешествие в мир чувственных
наслаждений. Придя в ее спальню однажды вечером, он показал ей золотую
корзиночку изящного плетения.
— Это тебе, — сказал он, протягивая ее Зейнаб. Девушка
приподняла салфеточку персикового шелка и, озадаченная, уставилась на
содержимое.
— Это набор «любовных игрушек», — ответил Карим на
безмолвный вопрос. — Ими может пользоваться и твой господин, и ты сама.
Медленно, один за другим извлекала Зейнаб из корзиночки
странные предметы и раскладывала на полированном, черного дерева, столике у
постели. Был тут хрустальный флакон с серебряной крышечкой, наполненный до
краев какой-то прозрачной жидкостью, и алебастровый сосуд, полный красноватой
маслянистой мази с запахом гардении… Были здесь также и два золотых браслета,
соединенных между собой короткой цепочкой. Внутренность широких запястий была
выложена молодым каракулем в мелких завитках. А какие-то два предмета были упакованы
в пурпурные бархатные мешочки. Зейнаб развязала один — и на ее ладонь
выкатилась пара серебряных шариков.
— Почему они такие.., такие странные на ощупь? — спросила
она Карима.
— Внутри одного перекатывается капелька ртути, а в другом —
маленький серебряный язычок, как у колокольчика.
— А для чего они?
— Для наслаждения, — отвечал он. — Вскоре я все тебе покажу.
Но сперва, Зейнаб, открой другой мешочек.
Она покорно извлекла на свет предмет, от одного вида
которого краска смущения залила ее щечки.
— Что это, мой господин? Очень уж похоже на член, и все же…
Карим тихо рассмеялся:
— Это называется «дилдо». Сей предмет — точная копия
мужского достоинства калифа Абд-аль-Рахмана. Искусный резчик изваял его из
слоновой кости, не упустив ни единой детали. Видишь, ручка его вызолочена и
украшена самоцветами — в полном соответствии с высоким достоинством твоего
господина. Если заскучаешь по владыке в разлуке с ним, можешь позабавиться с
дилдо. Также калифу может быть приятно, если ты воспользуешься этой игрушкой в
его присутствии. Но теперь мы займемся другим — ты должна овладеть еще одним способом
дарить мужчине наслаждение. У тебя есть еще одно девственное отверстие — но
этой девственности я уничтожить не вправе. Поэтому я воспользуюсь этим вот
дилдо, дабы приготовить тебя к ласкам господина — ласкам несколько иного рода…
Этим входом калиф должен воспользоваться первым — по законному праву. Но ты
должна подготовиться. Для этого нам и понадобится дилдо.
Она кивнула, не вполне еще понимая смысл его слов, но по
опыту зная, что он со временем все ей объяснит. Она отвинтила серебряную
крышечку и понюхала содержимое хрустального флакона. Пахнуло свежими розами.
— Что это?
— О, это особенная жидкость! Я дам Оме рецепт. Снадобье это
будит страсти, разжигает кровь — разумеется, когда в этом есть необходимость.
Ведь калиф уже не юноша, Зейнаб… Посмотри, в корзинке должна быть чашечка. Так,
а теперь налей себе глоточек. Думаю, тебе это вряд ли понадобится, но я хочу,
чтобы ты на себе испытала его действие.
Она послушно выпила.
— Хорошо. А теперь достань то, что на самом дне корзинки.
Зейнаб держала в руках черный кувшинчик из оникса,
наполненный густым кремом без какого-либо запаха. Девушка отставила его:
— Странная мазь… Скажи лучше, что это там, розовенькое в
алебастровом сосуде? Пахнет моими любимыми гардениями…
— Это для того, чтобы кожа стала еще чувствительнее к
ласкам, — ответил Карим. — Дай-ка я разотру тебя немного, цветочек мой. Калифу
приятно будет умащивать твое нежное тело — одновременно он сам будет
распаляться страстью. Видишь, запах нежный, но средство очень эффективное. В
его состав входят особые травы, потом я скажу Оме, какие именно, чтобы она
смогла постоянно тебя ими снабжать.
Он принялся растирать бледно-розовый крем по светлой, словно
светящейся изнутри, коже — Зейнаб чуть не замурлыкала от удовольствия.
— А тот, другой крем? Ну, в черном кувшинчике? — томно
спросила она.
— А, там просто смазка для дилдо. Она помолчала, наслаждаясь
касаниями его сильных рук, а потом поинтересовалась: