— Ну, будь по-твоему, — сказал
Баязет. — Я поеду с вами сегодня же.
Спустившись с возвышения, султан взял внука
под руку и удалился с ним из тронного зала.
Поначалу султан думал погостить во дворце
Лунного света с неделю, но в самом конце этого срока Сарина, которой за девять
месяцев до этого наконец удалось зачать ребенка, родила крепкого мальчугана. С
позволения гордого деда младенца назвали Баязетом, и султан по этому случаю
решил задержаться у младшего сыча.
Однажды Селим повстречался с отцом, когда тот
выходил из покоев новой кадины сына:
— Пойдем погуляем в саду, отец. Я хочу
поговорить с тобой, а там нас никто не сможет подслушать.
— Что беспокоит тебя, сын мой?
— Я хотел посоветоваться насчет Сулеймана
и тех его братьев, которым уже больше шести. По нашим законам, как наследники
твоего престола, они должны переехать в столицу под султанскую опеку. Я думаю,
нам стоит решить этот вопрос до твоего возвращения в Константинополь.
Баязет оглянулся по сторонам. Под тенистыми
деревьями сидели три кадины Селима. Возле них возились шесть внуков Баязета, и
тут же играли внучки Хале и Гузель. Бас-кадина Сайра качала люльку со своей
девятимесячной дочерью Нилюфер. И хотя султану очень хотелось бы видеть старших
внуков возле себя, он прекрасно осознавал всю степень риска, которому они
подвергнутся, переехав жить в столицу.
— Нет, — проговорил он, — они
не поедут в Константинополь. Султанская опека придумана не зря, и это очень
разумная вещь, но я вижу, что здесь твои дети счастливы и здоровы. Они живут на
лоне природы и словно повторяют образ существования наших предков, которые
кочевали по азиатским степям. Чем дальше они будут находиться от города, тем более
сильными и крепкими мужчинами вырастут. С помощью всемогущего Аллаха я надеюсь
еще долго править империей и не собираюсь в ближайшие годы уступать трон своим
преемникам. Так что давай подождем, пока твои сыновья еще подрастут, а потом,
может быть, вернемся к этому вопросу.
— Прости, что противоречу тебе, отец.
Твои слова исполнены душевной щедрости и великодушия, но наши обычаи требуют,
чтобы Сулейман, Мухаммед, Омар и Казим покинули отчий дом. Что скажут люди,
если этого не произойдет? Вся критика обрушится на тебя за твою же доброту, а я
не могу допустить этого.
Баязет пристально взглянул на сына. Этот
разговор был чем-то вроде игры между ними. Селим, естественно, не хотел
отпускать своих сыновей в Константинополь, и султану это было хорошо видно. Просто
принц лишний раз хотел доказать отцу свою преданность. Поэтому Баязет сказал,
прокашлявшись:
— Люди могут говорить, что я старый
сентиментальный болван и что годы подточили мой разум. Пожалуйста. Но никто не
посмеет сказать, что я уже не султан. Согласно нашим законам
престолонаследования, твои сыновья получат преимущество перед любыми сыновьями
этого дурака Ахмеда, если, конечно, у него родится хоть один сын. В любом
случае пороки, которым вовсю предается этот развратник, разрушают его здоровье,
и я не думаю, что он будет сидеть на троне долго. Если вообще когда-нибудь на
него сядет.
Таким образом, между тобой и троном фактически
стоит только принц Коркут. Пока это никому не известно, но я скажу тебе по
секрету, сын мой, что он никогда не будет править империей. Коркут не хочет
взваливать на себя такую ответственность. Итак, ты. Селим, однажды станешь
султаном и поднимешься на трон, который по праву принадлежал твоему старшему
брату Мустафс. Ты будешь сильным правителем, я знаю. А после тебя султаном станет
Сулейман, который, возможно, добьется на этом поприще еще большего. Живя при
дворе, он не будет знать той свободы, какую имеет здесь.
Юноша затоскует, и это подточит его силы, чего
мы не можем допустить. Поэтому я хочу, чтобы он остался во дворце Лунного
света, и это — мое последнее слово.
Селим упал на колени перед отцом и, склонив
голову, коснулся лбом султанского сапога;
— Я твой вечный и преданный раб, мой
господин. И я люблю тебя всем сердцем. Спасибо.
Слезы навернулись на глаза Баязету. Быстро смахнув
их рукавом, он заставил сына подняться. С минуту они молча смотрели друг на
друга. Затем султан проговорил;
— Не Ахмед, а ты должен бы быть моим
наследником. С этими словами он резко развернулся и ушел в дом, оставив
ошарашенного этим признанием Селима в одиночестве.
Спустя несколько дней султан Баязет неохотно
попрощался с младшим сыном и всем его семейством и тронулся в путь. Дела звали
в столицу. Едва он вернулся в Константинополь, как к нему тут же пробилась
Бесма.
— Как тебе понравилось во дворце Лунного
света, мой господин? — спросила она, удобно устроившись на низком
диванчике. — Ты задержался там дольше, чем предполагал поначалу, и мы
успели соскучиться по тебе.
— Я прекрасно провел время.
— Как принц Селим? Как его родные?
— Все в порядке. У него родился еще один
сын, пока я был там, и его назвали в мою честь Баязетом. Бесма скрежетнула
зубами:
— А старшему уже девять, не так ли?
Султан утвердительно кивнул.
— По-моему, уже все сроки прошли, как он
и кое-кто из его братьев должны были поступить под султанскую опеку. Когда нам
ждать их приезда?
— Можешь не ждать вообще. Я не разрешил
Селиму присылать их сюда. Пусть живут в Крыму. Там воздух чище.
— Что?! — Бесма вспорхнула с дивана
и стала нервно расхаживать по комнате. — Ты с ума сошел? Они же наследники!
Их необходимо перевезти сюда и не спускать с них глаз! Ахмеда нужно защитить!
— От четырех мальчишек? Скорее они
нуждаются в защите!
— Что ты хочешь этим сказать, мой
господин? Они нуждаются в защите? От кого?
— Не будем об этом, — буркнул султан.
— Что?! — взвизгнула Бесма.
— То, что слышала. И не смей кричать на
меня, женщина. Пока что я еще султан здесь, а ты моя раба. Не забывайся! Иначе
мне придется освежить твою память при помощи нескольких хороших плетей!
Но Бесма не унималась:
— Ты что, думаешь, что я что-то сделаю с
этими детьми?! За кого ты меня принимаешь? Я женщина в конце концов и мать,
которая подарила тебе наследника!
— Я прекрасно знаю, кто ты такая, —
холодно ответил Баязет. — А наследника мне подарила Киюзем. Его звали
Мустафа, и, если ты еще помнишь, в возрасте двух с половиной лет он умер.
Причем поговаривали, что ты отравила его!
— Бред безумной женщины! Киюзем
повредилась рассудком после гибели своего первенца.
— Это был не бред, а серьезное обвинение.
И прозвучало оно со стороны отнюдь не сумасшедшей, а просто убитой горем
женщины. И мне известно, что обвинение имело под собой основания. Знай, что
Киюзем никогда не была безумной, равно как и ее дети никогда не были
умалишенными.