Она улыбнулась и передала ему глазурованную
чашку с дымящимся кофе:
— Лед?
Он взял из пиалы кубик, кинул в чашку и осушил
ее одним махом.
— А теперь, милорд, прежде чем сюда
ворвется Анна и устроит безобразную сцену…
Он улыбнулся и подошел к буфету, около
которого возилась Рут.
— Не пускай сюда этого дракона,
милашка, — весело сказал он и легонько шлепнул девушку по заду. Прыснув,
та убежала.
— Что ты за человек! — со смехом
воскликнула Джанет. — Могу побиться об заклад, через несколько дней Мариан
и Рут будут тобой очарованы. Особенно Мариан, которая, как я думаю, никогда не
простит мне, что я допустила в свою постель мужчину.
— Она была с тобой с самого
начала? — спросил Колин.
— Нет, не с первого года. Муж подарил мне
ее, когда узнал о том, что я беременна нашим первым ребенком. Он купил ее у
работорговца вместе с мужем.
— А как звали мужа?
— Мужа Мариан? Алан Браун.
— Твоего мужа, — уточнил
Колин. — Ты всегда вспоминаешь о нем как о «моем муже» или «моем
господине». Но у него, конечно, было христианское имя? Назови.
— Нет, — ответила Джанет
негромко. — Не назову. Глаза их вновь встретились, и Колин проговорил:
— Твой Чарльз и мой младший сын Гилберт
были в школьные годы большими приятелями. Спустя примерно год после того, как
Чарльз объявился в Гленкирке, по нашим местам прокатилась какая-то хворь.
Монахи в аббатской школе с ног сбились и были вынуждены обратиться за помощью к
родителям школяров. Эллен как раз похоронила очередного младенца и не могла приехать.
Мне ничего не оставалось, как собраться в дорогу, чтобы ухаживать за больным
Гилли. Чарльз тоже слег, но Анна не могла оставить Иана и Агнес, поэтому я
взялся ухаживать и за твоим сыном. Так вот, будучи в беспамятстве, Чарльз
говорил по-турецки. Я понимаю этот язык, поскольку много плавал и повидал
турок.
Джанет затаила дыхание.
— Он говорил странные вещи, —
продолжал Колин. — Вспоминал своего отца-»султана», тетю Зулейку, которая
умерла в Мраморном дворе, своего брата Сулеймана и сестру Нилюфер. Но больше
всего он говорил о своей матери бас-кадине. Он рыдал, говорил, что вынужден был
оставить мать и отца и, наверное, уже никогда их больше не увидит. При этом
мальчишка был очень обеспокоен тем, что кто-нибудь узнает, кто он такой. Это,
если верить его словам, грозило смертью его матери. Когда Чарльз выздоровел, я
не расспрашивал его ни о чем.
— Спасибо тебе, Колин. Все это прошлое,
которое уже не имеет никакого значения.
— Но мне интересно, Джанет. И я хочу
теперь узнать все от тебя.
— У тебя нет на это права.
— Есть, — спокойно ответил он. Сев
на смятую постель, он заставил ее сесть рядом. — Вчера вечером я говорил,
что ждал тебя сорок лет. Ты обвинила меня бог знает в чем, но я ведь не лгал,
моя дорогая. Я отлично помню, как бегал за тобой, когда ты с отцом находилась
при дворе. Тогда я уже начал интересоваться женским полом, и ты произвела на
меня большое впечатление. Я помню, конечно, наши игры в детстве, но это было не
то. При дворе я увидел тебя в ином свете. Ты уже перестала быть ребенком, но еще
не стала женщиной. А я был пылким юношей. Боже мой! Я отлично помню, как ты
кокетничала с этим прохвостом, кузеном короля! Ты уже уплыла в Сан-Лоренцо, а
при дворе тебя долго еще вспоминали, как «рыжую бестию Лесли». Потом до нас
дошли слухи о том, что ты помолвлена с наследником этого чертова герцогства, а
вскоре стало известно, что тебя похитили. Король предлагал мне выгодных невест,
но я и слышать ничего не хотел. Первую свою жену я взял, когда мне было уже
двадцать пять, да и то лишь для того, чтобы сделать приятное отцу, которому
отчаянно хотелось иметь внуков, наследников Грейхевена…
Моя вторая жена, Юфимия Кейт, имела рыжие
волосы. Вероятно, я женился на ней, думая, что она похожа на тебя.
— И что? — заинтересованно спросила
Джанет.
— Увы, и тени сходства не оказалось. Мы с
твоим Чарльзом очень сблизились, и он показал мне медальон, который ты дала
ему, чтобы он тебя не забывал. Кстати, кто его нарисовал?
— Фирузи.
— Кто такая?
— Мы были с ней сестрами по несчастью.
— Она тоже была красивой?
— Не то слово! Гораздо красивее меня.
Миниатюрная блондинка с глазами цвета бирюзы. Фирузи была моей лучшей подругой.
— А Зулейка?
Джанет рассмеялась:
— Ты вцепился в меня мертвой хваткой, как
я погляжу.
— Расскажи!
— Нет, Колли. Не могу. Здесь замешана политика.
Тебе не понять.
— У меня у самого имеются кое-какие
догадки и подозрения. Если я прав, значит, информация, попав в чужие руки,
может принести много вреда, не так ли? Знаешь, когда мне сказали, что ты была
замужем за каким-то купцом-христианином, я не поверял. Скорее ты была одной из
жен какого-нибудь восточного монарха. А Чарльз, наверное, принц в своей земле.
— Чарльз — шотландец, и его родина —
Шотландия, — резко ответила Джанет. — Он прожил здесь большую часть
своей жизни. Если бы я тогда не переправила его сюда, он бы погиб. В каждой
стране хватает недовольных, и если бы открылось, что Чарльз жив, тогда
смертельная опасность угрожала бы уже его брату. И хватит об этом. Колли! Я
тебе больше ничего не скажу.
Не успел он ничего на это ответить, как в
комнату влетела Марка»:
— Мадам, эта женщина вернулась. Стоит в
прихожей, с места не сдвинуть!
Джанет поднялась с постели, спокойно пересекла
комнату и приблизилась к занавеске сбоку от камина. Она повернула скрытый
рычаг, сработанный в виде каменного узора на каминной доске, отдернула
занавеску, и за ней открылась потайная дверца.
— Спустись на два пролета вниз и увидишь
слева выход.
Он поцеловал ей руку и скрылся за дверцей.
Обернувшись к Мариан, Джанет сказала:
— Передай леди Анне, что я готова принять
ее.
Глава 43
Наступило бабье лето, и деревья украсились
праздничными нарядами. В глаза било желтым, золотистым, красным и бурым
многоцветьем. Дни стали короткими, а ночи длинными и холодными. Джанет
пообещала каждому рабочему по бушелю белой муки и по откормленному поросенку,
если они закончат дом до дня Святой Маргариты. Те не подвели ее, и после
праздничной мессы Джанет лично раздавала подарки. Вдобавок она решила наградить
каждого рабочего золотой монетой, а их старшина получил целых пять. Надо сказать,
он был сильно удивлен и польщен тем, что его включили в церемонию раздачи
денег.