– Я любил Арчи, – слабым голосом выдавил Вега.
Келли вздохнул, плюнул и отошел к окну:
– Больше не могу слушать это блеяние!
На некоторое время воцарилась такая тишина, что из-за окна слышались далекие голоса играющих детишек.
И вдруг Вега неожиданно внятно произнес:
– Я никогда не знал, кто такой Рауль.
Мы с Келли молчали.
– Я с ним никогда не встречался.
Я покосился на Келли. Тот стоял у окна и даже не смотрел на Вегу.
– Была наводка. Больше я ничего не знаю.
Мне показалось, что теперь Вега говорит искренне.
– Послушайте, – сказал я, – Брекстону удалось вывернуться только потому, что вы защищали Рауля – не хотели рисковать его жизнью. Так?
Вега опять тупо смотрел на экран невключенного телевизора.
– По вашим словам, вы не смогли найти Рауля по требованию суда. Вы это под присягой заявили! Согласно вашим утверждениям, вы обошли всю округу, но так и не обнаружили его.
– А может, и не существовало никакого Рауля.
– Что-о?
– Я по крайней мере с ним ни разу не встречался.
Я присел на колено, чтобы заглянуть в глаза Веги.
– Хулио, – сказал я, – для нас чрезвычайно важно услышать от вас правду. Хватит лгать. Что случилось – то случилось. Забудем прошлое, его не изменить. У вас есть возможность повлиять на настоящее – на то, что происходит сегодня.
Вега никак не отреагировал на мои слова.
– Хулио, если Арчи Траделла убил Брекстон, то на этот раз мы можем его додавить. Только нам нужно знать истинную картину того, что произошло в ту роковую ночь. Если наводку сделал не Рауль – то кто?
Гробовое молчание. Похоже, Хулио постепенно вырубался, «уплывал».
– Хулио, еще не поздно. Ты можешь восстановить справедливость. Ты все еще можешь отомстить за смерть друга!
Не знаю, что подействовало на Хулио Вегу – то ли наша с Келли нескончаемая настырность, то ли он сам внутри дозрел, но случилось чудо – Вега вдруг заговорил! Его словно прорвало. Похоже, весь хмель с него слетел. Он выпрямился, речь стала связной. Даже некоторый блеск в глазах появился.
Заурядная бытовая сценка: очень усталый человек долго отмахивается от разговора и вдруг понимает, что есть только один способ избавиться от навязчивого собеседника – побыстрее начать. Раньше начнешь – раньше кончишь. И усталый человек собирает волю в кулак и начинает говорить...
– Все знали про этот наркопритон, – ровным голосом излагал Вега. – В то лето все наркоманы в Мишн-Флэтс отоваривались за красной дверью. Все знали, что Брекстон и его ребята устроили там «хазу» и действуют внаглую, торгуют наркотиками прямо на квартире, без обычных мер предосторожности. Люди в ближайшей округе были в ужасе – самое гнездо преступности было в двух шагах от них. Мы в полиции могли бы прикрыть притон. Однако никто в округе нам помогать не желал. Тряслись от страха – но нам не помогали. Потому что Брекстона и его парней боялись как чумы. В итоге мы не могли найти ни стукача, ни смельчака, который сделал бы контрольный закуп. А без весомых доказательств на руках мы не могли получить ордер на обыск.
– И тогда вы выдумали Рауля? – проворно встрял я.
Он решительно помотал головой.
– В таком случае откуда пришла наводка? Все в Мишн-Флэтс знали – это еще не означает, что полиция знала. Кто-то кому-то должен был проболтаться.
– Наводку сделал Гиттенс.
У меня буквально челюсть отвисла.
– Гиттенс издавна имел целую сеть стукачей, еще когда он работал в отделе по борьбе с наркотиками. Он был своего рода некоронованный король Мишн-Флэтс. Когда мы с Арчи перешли в отдел по борьбе с наркотиками, он то и дело нам помогал – то одно посоветует, то другое подскажет. А главное, он делился с нами частью информации от своих стукачей. И учил нас привлекать к работе информаторов или раскручивать на информацию тех, у кого рыльце в пушку и кто готов заложить других – лишь бы самому не угодить в тюрьму. Вы должны понять – в Мишн-Флэтс никто добровольно ни о чем не проболтается. Никто. Это как кодекс молчания у мафии. Когда до нас дошли слухи про квартиру за красной дверью, мы двинули к Гиттенсу – помогите! Гиттенс обещал пособить с информатором. И через несколько дней сообщил: у меня есть парень по имени Рауль, который выложил все про Брекстона, про его нехорошую квартиру и про все дела наркошайки. Мы подпрыгнули от счастья до небес и записали то, что Рауль «напел» Гиттенсу. В таком виде просьба о выдаче ордера на обыск выглядела убедительно, и судья подмахнул ее без особых вопросов.
– Как вы могли знать, что Гиттенс говорит правду? А вдруг он все выдумал?
– С какой стати Гиттенсу что-то выдумывать? У него была куча дружков-приятелей в Мишн-Флэтс. Мы отлично знали, что Гиттенс способен разговорить даже покойника. Тысячу раз имели случай убедиться в этом. Раз Гиттенс сказал – значит, так оно и есть. К тому же про Рауля я и прежде слышал. Гиттенс получал от него информацию по многим делам. Разумеется, я не верил, что Рауль – настоящее имя. Псевдоним, кличка... какая мне тогда была разница!
Хулио Вега замолчал так же неожиданно, как и заговорил.
– И вы десять лет помалкивали о том, что информатор принадлежал Гиттенсу?! – в бешенстве воскликнул Келли. – Вы могли сказать в суде правду и заставить Гиттенса представить Рауля суду для дачи показаний! А вместо этого вы своим кретинским поведением подсказали адвокату, как спасти убийцу полицейского!
– Мы с Гиттенсом не хотели подставить Рауля. Его бы непременно убили...
Келли в отчаянии махнул рукой – что с дураком спорить!
– Слушайте, ребята, не трепитесь больше никому, – попросил Хулио Вега. – Пусть этот разговор останется между нами.
– Нет уж, даже не надейтесь! – отрезал я.
– Понятно, – кивнул Вега. – Я виноват. Конечно. Если что нужно – я сделаю. Я виноват. Конечно.
– Ладно, Хулио, если вы наконец готовы сотрудничать, – сказал я, – то у вас есть возможность нам помочь. Давайте восстановим события той ночи прямо на месте происшествия.
33
Трагедия той ночи имела один плюс – после нее трехэтажный дом на Вьенна-роуд подвергся капитальному ремонту. Из развалюшки с наркопритоном на последнем этаже дом превратился в более или менее уютный трехсемейный особнячок. Естественно, особнячок был хорош по меркам Мишн-Флэтс; в районе побогаче он смотрелся бы как оборванец в шортах на торжественном приеме.
На месте знаменитой красной двери, разнесенной в щепы полицией, стояла не менее массивная деревянная дверь, только бежевая. Лестничная площадка перед дверью была намного более тесной, чем рисовалось моему воображению. Три метра на три метра, а то и меньше. Я представил себе, как в ту ночь здесь толпились полицейские, как им было неуютно, какими уязвимыми они себя ощущали на этом поганом пятачке!