Унесенные ветром. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Митчелл cтр.№ 37

Он настолько походя упомянул о совершенных им убийствах, что у нее кровь застыла в жилах. Слова возмущения готовы были сорваться с ее языка, но тут она вспомнила о янки, который лежал под сплетением лоз мускатного винограда в Таре. Совесть ведь мучит ее не больше, чем если бы она раздавила таракана. И судить Ретта она не может, раз повинна в том же, что и он.

— И если уж говорить начистоту, то должен вам сказать строго по секрету (а это значит: не проболтайтесь мисс Питтипэт!), что деньги действительно у меня — они преспокойно лежат в Ливерпульском банке.

— Деньги?

— Да, те самые, по поводу которых так волнуются янки. И отнюдь не жадность, Скарлетт, удержала меня от того, чтобы дать вам нужную сумму. Если бы я снял хоть что-то со счета, об этом так или иначе могли бы проведать — и вы наверняка не получили бы ни цента. Сохранить эти деньги я могу лини, в том случае, если ничего не буду предпринимать. Я знаю, что они в безопасности, ибо на худой конец, если их обнаружат и попытаются у меня отобрать, я назову всех патриотов-янки, которые продавали мне снаряды и станки во время войны. А тогда такой скандал поднимется: ведь некоторые из этих янки занимают сейчас в Вашингтоне высокие посты. Собственно, потому-то я и выбрался из тюрьмы, что пригрозил облегчить свою совесть. Я…

— Вы хотите сказать, что вы.., что у вас — все золото конфедератов?

— Не все, великий боже, нет, конечно! Золота этого полным-полно человек у пятидесяти, а то и больше, из числа тех, кто прорывал блокаду. Оно припрятано в Нассау, в Англии, в Канаде. И конфедераты, которые оказались куда менее ловкими, едва ли смогут нам это простить. У меня, к примеру, набралось около полумиллиона. Только подумайте, Скарлетт: полмиллиона долларов были бы ваши, если бы вы обуздали свой буйный нрав и не кинулись очертя голову в петлю нового брака!

Полмиллиона долларов. Она почувствовала, как у нее буквально заныло сердце при одной мысли о таких деньгах. Она даже не уловила издевки в его словах — это не дошло до ее сознания. Трудно было поверить, что в их обнищавшем, полном горечи мире могут быть такие деньги. Столько денег, такая уйма денег — и владеет ими не она, а человек, который относится к ним так беспечно и которому они вовсе не нужны. Ее же защита от враждебного мира — всего лишь пожилой больной муж да грязная, жалкая лавчонка. Несправедливо это, чтобы у такого подлеца, как Ретт Батлер, было так много всего, а у нее, которая тянет тяжелейший воз, — так мало. До чего же он ненавистен ей — сидит тут, разодетый как денди, и дразнит ее. Ну, нет, она не станет хвалить его за изворотливость, а то он совсем зазнается. Ей захотелось — наоборот, найти такие слова, которые бы ранили его, да поглубже.

— Я полагаю, вы считаете порядочным и честным — присвоить себе деньги конфедератов. Так вот нет. Это самое настоящее воровство, и вы прекрасно это знаете. Я бы не хотела жить с таким пятном на совести.

— Бог ты мой! До чего же зелен нынче виноград! [8] — воскликнул он скривившись, — У кого же я эти деньги украл?

Она молчала, не зная, что ответить. В самом деле — у кого? В конце-то концов, ведь он поступал так же, как и Фрэнк, только у Фрэнка размах не тот.

— Половина денег по-честному моя, — продолжал он, — честно заработанная с помощью честных патриотов, которые охотно продавали Союз за его спиной и получали стопроцентную прибыль за свои товары. Часть денег я заработал на хлопке, купив его по дешевке в начале войны, а потом, когда английские фабрики взмолились, требуя хлопок, я продал им его по доллару за фунт. Часть капитала я сколотил на спекуляции продуктами. Так с какой стати должен я отдавать этим янки плоды моего труда? Ну, а остальное действительно принадлежало раньше Конфедерации. Это деньги за хлопок конфедератов, который я вывозил, несмотря на блокаду, и продавал в Ливерпуле по баснословным ценам. Хлопок давали мне со всем доверием, чтобы я купил на него кожи, ружья и станки. И я со всем доверием брал его, чтобы купить то, что просили. Мне было сказано положить золото в английские банки на свое имя, чтобы иметь кредит. А когда кольцо блокады сомкнулось, вы прекрасно помните, я не мог вывести ни одного судна из портов Конфедерации и ни одно судно не мог ввести. Так деньги и застряли в Англии. Что мне следовало делать? Свалять дурака, вынуть эти деньги из английских банков и попытаться переправить их в Уилмингтон? Чтобы янки сцапали их? Разве я виноват в том, что Наше Правое Дело потерпело крах? Деньги принадлежали Конфедерации. Ну, а Конфедерации больше нет — хотя, если послушать иных людей, можно в этом усомниться. Кому же я должен возвращать эти деньги? Правительству янки? Мне вовсе не хочется, чтобы люди думали, будто я — вор.

Он вынул из кармана кожаный портсигар, достал из него длинную сигару и не без удовольствия понюхал ее, в то же время с наигранной тревогой наблюдая за Скарлетт, как если бы его судьба зависела от нее.

«Порази его чума, — подумала она, — вечно он обводит меня вокруг пальца. В его доводах всегда что-то не так, но что именно — в толк не возьму».

— Вы могли бы, — с достоинством произнесла она, — раздать деньги тем, кто нуждается. Конфедерации нет, но осталось много конфедератов и их семей, и они голодают.

Он откинул голову и расхохотался.

— До чего же вы становитесь прелестны и смешны, когда лицемерно изрекаете подобные истины! — воскликнул он, явно получая от всего этого подлинное удовольствие. — Всегда говорите правду, Скарлетт. Вы не умеете лгать. Ирландцы — самые плохие лгуны на свете. Ну, давайте будем откровенны. Вам всегда было глубоко наплевать на столь оплакиваемую ныне покойную Конфедерацию и еще больше наплевать на голодающих конфедератов. Да вы бы завизжали от возмущения, заикнись я только, что собираюсь раздать все эти деньги, — если, конечно, львиная доля не пошла бы вам.

— Не нужны мне ваши деньги… — с холодным достоинством начала было она.

— Вот как?! Да у вас руки так и чешутся — дай вам пачку банкнотов, вы бы мигом сорвали опояску. Покажи я вам четвертак, вы бы мигом его схватили.

— Если вы явились сюда, чтобы оскорблять меня и насмехаться над моей бедностью, я пожелаю вам всего хорошего, — заявила она, пытаясь сбросить с колен тяжелый гроссбух и встать, чтобы придать своим словам больше внушительности.

Но он уже вскочил, нагнулся над ней и со смехом толкнул назад на стул.

— Да когда же вы перестанете взрываться при первом слове правды? Вы ведь любите говорить правду о других — почему же вы не любите слышать правду о себе? Я вовсе не оскорбляю вас. Стяжательство, по-моему, прекрасное качество.

Она не была уверена, что значит слово «стяжательство», но в его устах это прозвучало как комплимент; и она слегка смягчилась.