Никаких сомнений у Блада не было. Ему приходилось сейчас
лгать, ибо если бы он поступил так, как ему подсказывали ум и инстинкт, то
полковник давно уж болтался бы на рее, и Блад считал бы это справедливым
возмездием.
Но мысль об Арабелле Бишоп заставила его сжалиться над
палачом, вынудила его выступить не только против своей совести, но и против
естественной жажды мести его друзей-невольников. Только потому, что полковник
был дядей Арабеллы, хотя сам Бишоп и не подозревал этого, к нему была проявлена
такая снисходительность.
— Вам придётся немножко поплавать, — продолжал
Блад. — До мыса не больше четверти мили, и, если в пути ничего не
произойдёт, вы легко туда доберётесь. К тому же у вас такая солидная
комплекция, что вам нетрудно будет держаться на воде. Живей! Не медлите! Иначе
вы уйдёте с нами в дальнее плавание, и только дьяволу известно, что с вами
может случиться завтра или послезавтра. Вас любят здесь не больше, чем вы этого
заслуживаете.
Полковник Бишоп овладел собой и встал. Беспощадный тиран,
который никогда и ни в чём себя не сдерживал, сейчас вёл себя, как смирная
овечка.
Питер Блад отдал распоряжение, и поперёк планшира
[34]
привязали длинную доску.
— Прошу вас, полковник, — сказал Блад, изящным
жестом руки указывая на доску.
Полковник со злобой взглянул на него, но тут же согнал с
лица это выражение. Он быстро снял башмаки, сбросил на палубу свой красивый
камзол из светло-коричневой тафты и влез на доску.
Цепляясь руками за ванты
[35]
, он с ужасом
посматривал вниз, где в двадцати пяти футах от него плескались зелёные волны.
— Ну, ещё один шаг, дорогой полковник, — произнёс
позади него спокойный, насмешливый голос.
Продолжая цепляться за верёвки, Бишоп оглянулся и увидел
фальшборт
[36]
, над которым торчали загорелые лица. Ещё вчера
они побледнели бы от страха, если бы он только слегка нахмурился, а сегодня
злорадно скалили зубы.
На мгновение бешенство вытеснило его страх и осторожность.
Он громко, но бессвязно выругался, выпустил верёвки и пошёл по доске. Сделав
три шага, Бишоп потерял равновесие и, перевернувшись в воздухе, упал в зелёную
бездну.
Когда он, жадно глотая воздух, вынырнул, «Синко Льягас» был
уже в нескольких сотнях ярдов от него с подветренной стороны. Но до Бишопа ещё
доносились издевательские крики, которыми его напутствовали ссыльные повстанцы,
и бессильная злоба вновь овладела плантатором.
Глава 10
Дон Диего
Дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес очнулся от сильной боли в
затылке и мутным взглядом окинул каюту, залитую солнечным светом, струившимся в
квадратные окна, выходившие на корму. Он застонал от боли, закрыл глаза и, лёжа
так, попытался определиться во времени и в пространстве. Но дикая боль в
затылке и сумбур в голове мешали ему мыслить связно.
Ощущение смутной тревоги заставило его вновь открыть глаза и
осмотреться ещё раз.
Бесспорно, он лежал в большой каюте у себя на корабле «Синко
Льягас», а если это так, то он не должен был ощущать чувство тревоги. И всё же
обрывки смутных воспоминаний упорно подсказывали ему, что не всё было так, как
нужно.
Судя по положению солнца, сквозь квадратные окна заливавшего
каюту золотистым светом, сейчас должно было быть раннее утро, если, конечно,
корабль шёл на запад. Затем ему пришла в голову другая мысль. Возможно, они шли
на восток — тогда сейчас была уже вторая половина дня. То, что корабль
двигался, ему было ясно по слабой килевой качке судна. Но как случилось, что он,
капитан, не имел понятия, шли они на восток или на запад, что он не знал, куда
же направлялся корабль?
Мысли его вернулись к вчерашним событиям, если они
действительно случились вчера. Он отчётливо представил своё успешное нападение
на Барбадос. Все детали этой удачной экспедиции были свежи в его памяти вплоть
до самого возвращения на борт корабля. Здесь все его воспоминания внезапно и
необъяснимо обрывались.
Его уже начали терзать различные догадки, когда открылась
дверь и он с удивлением увидел, как в каюту вошёл его лучший камзол. Это был на
редкость элегантный, отделанный серебряными позументами испанский костюм из
чёрной тафты, сшитый около года назад в Кадиксе. Командир «Синко Льягас»
настолько хорошо знал все его детали, что никак не мог ошибиться.
Камзол остановился, чтобы закрыть за собой дверь, и
направился к дивану, на котором лежал дон Диего. В камзоле оказался высокий,
стройный джентльмен, примерно такого же роста, как и дон Диего, и почти с такой
же фигурой. Заметив, что испанец с удивлением рассматривает его, джентльмен
ускорил шаги и спросил по-испански:
— Как вы себя чувствуете?
Ошеломлённый дон Диего встретил взгляд синих глаз. Смуглое
насмешливое лицо джентльмена обрамляли чёрные локоны. Склонив голову, он ожидал
ответа; но испанец был слишком взволнован, чтобы ответить на такой простой
вопрос.
Незнакомец прикоснулся рукой к затылку дона Диего. Испанец
поморщился и застонал.
— Больно? — спросил незнакомец, взяв дона Диего за
руку повыше кисти большим и указательным пальцами.
Озадаченный испанец спросил:
— Вы доктор?
— Да, помимо всего прочего, — ответил смуглый
незнакомец, продолжая щупать пульс своего пациента. — Пульс частый,
ровный, — наконец объявил он, опуская руку. — Большого вреда вам не
причинили.
Дон Диего с трудом поднялся и сел на диван, обитый красным
плюшем.
— Кто вы такой, чёрт побери? — спросил он. —
И какого дьявола вы залезли в мой костюм и на мой корабль?
Прямые чёрные брови незнакомца приподнялись, а губы тронула
лёгкая усмешка:
— Боюсь, что вы всё ещё бредите. Это не ваш корабль, а
мой. И костюм этот также принадлежит мне.
— Ваш корабль? — ошеломлённо переспросил испанец и
ещё более ошеломлённо добавил: — Ваш костюм? Но… тогда… — Ничего не
понимая, он огляделся вокруг, затем ещё раз внимательно осмотрел каюту,
останавливаясь на каждом знакомом предмете. — Может быть, я сошёл с
ума? — наконец спросил он. — Но ведь этот корабль, вне всякого
сомнения, «Синко Льягас»?