Мера отчаяния - читать онлайн книгу. Автор: Донна Леон cтр.№ 35

— Спасибо, — поблагодарил Брунетти.

На сей раз разговор действительно был окончен.

Брунетти выдвинул ящик и достал оттуда ксерокопию записки, найденной возле тела покойного. Он не мог понять: почему речь в ней идет о педофилии? Интересно, обвинения относятся к самому Митри или Митри обвиняют как владельца туристического агентства, потворствующего этой практике? Если преступник действительно сумасшедший, способный сначала написать подобную записку, а потом убить ее адресата, мог ли такой человек, как Митри, впустить его к себе в квартиру поздно вечером? Брунетти понимал, что это дремучий предрассудок, но тем не менее считал, что настоящих сумасшедших легко распознать по лицу и повадкам. Достаточно было вспомнить тех, кого он частенько рано поутру видел у палаццо Болду, чтобы в этом удостовериться.

Убийце же удалось проникнуть в квартиру Митри. Более того, ему или ей — Брунетти мысленно учел последний вариант, но всерьез не допускал такой возможности (еще один из его предрассудков) — удалось настолько усыпить бдительность Митри, что тот позволил посетителю оказаться у себя за спиной и затянуть на шее смертоносный шнур, провод или что там еще. Кроме того, он пришел и ушел никем не замеченный. Полиция опросила всех соседей, и никто во всем доме не видел в тот вечер ничего подозрительного. Многие провели весь вечер в своих квартирах и узнали об убийстве, только когда синьора Митри с криком выбежала в холл.

Нет, это непохоже на поведение сумасшедшего, состряпавшего такую безумную записку. И еще одна нестыковка: вряд ли человек, жаждущий бороться с несправедливостью — и тут он вспомнил Паолу, — совершит убийство, чтобы эту несправедливость исправить.

Брунетти продолжал размышлять, по ходу дела исключив из списка подозреваемых сумасшедших, фанатиков и одержимых. В конце концов он пришел к вопросу, который возникал всякий раз в ходе расследования убийства: cui bono? [20] Если исходить из этих соображений, то взаимосвязь между убийством Митри и делами туристического агентства совсем уж нереальна: смерть Митри мало что изменит. Все разговоры вокруг этого дела вскоре смолкнут. Более того, синьор Доранди неизбежно получит от произошедшего выгоду, хотя бы потому, что название агентства отложится в головах людей из-за шумихи, связанной с убийством: ведь он наверняка сумел с наибольшей выгодой использовать средства массовой информации и высказать свое потрясение и ужас при одной мысли о секс-туризме.

Значит, здесь что-то другое. Брунетти опустил голову и стал рассматривать копию записки, составленной из вырезанных из газет букв. Что-то другое…

— Секс или деньги, — произнес он и услышал удивленный возглас синьорины Элеттры:

— Прошу прощения, комиссар? — Она вошла в кабинет незаметно и стояла перед его столом, держа в правой руке папку.

Он поднял на нее глаза и улыбнулся:

— Вот из-за чего его убили, синьорина: секс или деньги.

Она все мгновенно поняла.

— Убийца — человек со вкусом. Те, что попроще, зарезали бы в пьяной драке не за здорово живешь, — заметила она и положила папку на стол. — Этот материал повествует о втором из названных вами мотивов.

— О чьих конкретно деньгах?

— И того и другого. — На ее лице изобразилось недовольство. — Я никак не могу разобраться в цифрах, имеющих отношение к Dottore Митри.

— Не может быть! — удивился Брунетти, знавший, что если уж синьорину Элеттру смущают цифры, вряд ли сам он сможет разобраться, что они означают.

— Митри был очень богат. — Брунетти, побывавший в его доме, кивнул. — Но его фабрики и компании приносят не слишком большой доход.

Брунетти знал: такое бывает довольно часто. Судя по налоговым сборам, заработков в Италии никому не хватает на жизнь. Просто нация нищих, которые едва сводят концы с концами, покупают новые ботинки только тогда, когда старые уже невозможно носить, сидят на хлебе и воде! А в ресторанах тем не менее полно хорошо одетых людей, у всех новые машины, аэропорты едва справляются с потоком довольных туристов.

— Странно, что вас это удивляет, — сказал Брунетти.

— Меня удивляет не это. Все мы мухлюем с налогами. Однако я изучила все учетные записи его компаний, и кажется, все сходится. То есть ни одна из них действительно не приносит больше двадцати миллионов в год или около того.

— А общая сумма?

— Примерно двести миллионов в год.

— Чистого дохода?

— Так он заявил в налоговой декларации, — ответила она. — За вычетом налогов у него остается меньше половины.

Брунетти получал за год гораздо меньше, и такой заработок вряд ли означал жизнь в бедности.

— И что непонятного? — спросил он.

— Я проверила его кредитную карточку и расходы. — Она кивнула на папку. — Человек, зарабатывающий так мало, столько не тратит.

Не слишком хорошо зная, как реагировать на это пренебрежительное «мало», Брунетти поинтересовался:

— А сколько он тратил? — И жестом предложил ей сесть.

Она присела на краешек стула, подоткнув под себя длинную юбку, не касаясь спинки, и взмахнула рукой:

— Точной суммы я не помню. Кажется, более пятидесяти миллионов. Добавьте к этому расходы на дом, на повседневную жизнь. Как тогда объяснить тот факт, что он скопил почти миллиард лир на банковских счетах и в акциях?

— Может, он выиграл в лотерею, — предположил Брунетти с улыбкой.

— Столько в лотерею не выигрывают, — серьезно ответила синьорина Элеттра.

— Зачем ему держать столько денег в банке? — спросил Брунетти.

— На этот вопрос я ответить не могу. Впрочем, он их тратил. В прошлом году со счетов пропала довольно крупная сумма.

— Куда?

Она пожала плечами:

— Куда деваются деньги? В Швейцарию, Люксембург, на Нормандские острова.

— Сколько?

— Около полумиллиарда.

Брунетти взглянул на папку, но не стал открывать, снова поднял глаза на свою собеседницу:

— Вы можете это выяснить?

— Я еще и не приступала к поискам, комиссар. То есть я к ним приступила, но только посмотрела по верхам — и все. Рыться в ящиках и копаться в личных бумагах пока что не начинала.

— Как вам кажется, вы сможете найти для этого время?

Брунетти не помнил, когда в последний раз угощал ребенка конфеткой, но улыбка, озарившая лицо синьорины Элеттры, была ему смутно знакома.

— Ничто на свете не доставит мне большей радости! — воскликнула она, и комиссара удивил не сам ответ, а то, в какие слова она его облекла.

Она встала и собралась уходить.

— А Дзамбино?

— Вообще ничего. Никогда не встречала человека, в делах которого царила бы такая ясность и… — Она сделала паузу, подыскивая слово поточнее. — Честность, — произнесла она наконец, сама удивляясь и не будучи в силах этого скрыть. — Никогда.