— У вас тут очень красиво, — проявил он инициативу.
— Да, правда же? — поддержала она, повернулась и повела его к дверям по другую сторону двора.
Пока шли через залитый солнцем двор, в тени под балконом, который перекрывал две стороны двора, Брунетти увидел их. В едином ряду, как иллюстрация к memento mori
[24]
, сидели они — шестеро или семеро, — неподвижные в своих креслах на колесах, уставясь перед собой пустыми, как на греческих иконах, глазами. Он прошел прямо перед ними, но никто из стариков никак на это не отреагировал и не обратил на него никакого внимания.
Внутри дома — стены веселенького желтого цвета, вдоль них на уровне пояса везде шли поручни. Полы без единого пятнышка, лишь кое-где красноречивые черные пометки — от шаркающих резиновых покрышек кресел.
— Вот сюда, пожалуйста, синьор! — И молодая монахиня повернула в коридор слева.
Он последовал за ней, успев заметить, что помещение, которое когда-то было главным банкетным залом, с фресками и канделябрами, все так же служило этой цели, но теперь здесь столы с покрытием из твердой пластмассы и стулья из цельного пластика.
Монахиня остановилась перед дверью, стукнула в нее и, услышав что-то изнутри, открыла и придержала.
Кабинет, куда вошел Брунетти, поразил его — наполнен волшебным сиянием: высокие окна, целый ряд, выходили во внутренний двор, и свет, попадавший внутрь, отражался от мелких блесток слюды венецианского пола. Единственный стол стоял перед окнами, и сначала ему не удавалось различить, кто за ним сидит. Но вот глаза его приспособились к световому потоку и выявили фигуру плотной женщины в чем-то вроде темной спецовки.
— Dottoressa Альберти? — Он слегка выдвинулся вперед и вправо, чтобы оказаться в тени, отбрасываемой участком стены, что разделял окна.
— Синьор Брунетти? — поднялась она и обошла стол, направляясь к нему.
Первое его впечатление верно: крупная женщина, ростом почти с него, да и весом не уступит — основной сосредоточен на плечах и бедрах. Такие круглые, румяные лица бывают у женщин, наслаждающихся едой и питьем. На удивление крохотный носик со вздернутым кончиком, янтарные, широко расставленные глаза, без сомнения лучшая ее черта. Спецовка оказалась довольно успешной попыткой задрапироваться в черную шерсть.
Он протянул руку и пожал ее ладонь, с удивлением обнаружив вместо руки очередного дохлого хомячка — так много женщин отличаются таким рукопожатием.
— Я рад встрече с вами, Dottoressa, и благодарен, что нашли время побеседовать со мной.
— Это часть нашего вклада в общество, — просто отвечала она.
Только через секунду Брунетти понял — а ведь она совершенно серьезна.
Когда он был усажен в кресло перед ее столом и отказался от кофе, предложенного ею, то объяснил цель своего визита: они с братом — он это говорил секретарю по телефону — обсуждали перевод своей матери в Сан-Леонардо, но хотели узнать что-нибудь о нем, прежде чем решиться на этот шаг.
— Сан-Леонардо открылся шесть лет назад, синьор Брунетти, благословлен патриархом и укомплектован отличными сестрами из ордена Святого Креста.
Брунетти кивнул, как бы подтверждая, — да, он узнал облачение монахини, которая провожала его в кабинет.
— У нас смешанные услуги, — объяснила она.
— Боюсь, не знаю, что это значит, Dottoressa, — поспешил откликнуться Брунетти, не дав ей продолжить.
— Это означает, что у нас есть пациенты, которые находятся здесь как клиенты государственного здравоохранения, и оно отвечает за их содержание. Но у нас также есть и частные пациенты. Не могли бы вы мне сказать, какого рода пациенткой будет ваша матушка?
Долгие дни, проведенные в коридорах бюрократии, когда он добывал для матери право на лечение — его за сорок лет уже заработал отец, — вполне убедили Брунетти, что мать — пациентка, за которую платит государственная система здравоохранения. Однако он улыбнулся и сказал:
— Она, конечно, будет частной пациенткой.
При этой новости Dottoressa Альберти будто расплылась и заполнила собой еще больше пространства за столом.
— Вы, конечно, понимаете, что в том, как обращаются с пациентами, разницы нет никакой. Мы хотим знать это только потому, что форма услуги меняет форму счетов.
Брунетти кивнул и улыбнулся, как если бы поверил ей.
— А как здоровье вашей матушки?
— Нормально. Да, вполне.
Ответ на этот вопрос заинтересовал ее как будто меньше, чем на предыдущий.
— Когда вы или ваш брат хотите ее перевезти?
— Мы собирались это сделать до конца весны.
Dottoressa Альберти, услышав это, проделала свои кивки и улыбку.
— Но, конечно, — добавил Брунетти, — я не хотел бы этого делать, пока не получу представления об услугах, которые вы предлагаете.
— Разумеется. — Dottoressa Альберти потянулась на левый фланг стола, где лежала тонкая папка. — Вот тут у меня вся информация, синьор Брунетти. Здесь содержится полный перечень услуг, доступных нашим пациентам: список медицинского штата, краткая история ордена Святого Креста, список наших покровителей.
— «Покровителей»? — вежливо переспросил Брунетти.
— Тех членов общества, которые замечены в хороших отзывах о нас и позволили нам воспользоваться их именами. Нечто вроде рекомендации, свидетельствующей о высоком качестве нашей заботы, предоставляемой пациентам.
— Несомненно. Я понял. — Брунетти отмерил кивок. — А список расценок там есть?
Dottoressa Альберти, даже если и нашла это бестактным или безвкусным, оставила свое мнение при себе и утвердительно кивнула.
— Есть ли у меня возможность пойти осмотреться здесь, Dottoressa? — И, заметив ее удивление, добавил: — Попробую получить представление, будет ли наша мать счастлива здесь. — И отвернулся от нее, изобразив интерес к книгам, стоявшим на полках вдоль стен.
Не желал предъявлять никаких свидетельств двойной лжи: ведь его мать и к их услугам никогда не прибегнет, и никогда уже не будет счастлива.
— Почему бы кому-нибудь из сестер не провести вас по филиалу, синьор Брунетти, по крайней мере по некоторым его частям.
— Это было бы очень мило с вашей стороны, Dottoressa. — И с любезной улыбкой встал.
Она нажала кнопку на столе, и через несколько минут в кабинет без стука вошла та самая молодая монашка.
— Да, Dottoressa?
— Сестра Клара, я хотела бы, чтобы вы провели синьора Брунетти и показали ему дневную комнату и кухню и, может быть, одну из личных комнат тоже.
— Еще одно, Dottoressa. — Он как будто только что об этом вспомнил.