Затем вновь наступила тьма.
19
2007 год
Фотокопировальный аппарат, который им прислали из НЦР — Национального центра расследований, как называлась новая разъездная бригада государственной полиции, был совсем новенький, и дали его только взаймы. Прекрасное подтверждение того, что они совсем не знали Карла: уж что к нему в руки попало, то пропало.
— Ты сделаешь фотокопии всех документов, которые содержатся в деле, — сказал он Ассаду. — Пусть даже это займет у тебя целый день, я не против. А когда закончишь, поедешь в клинику спинномозговых повреждений и введешь в курс дела моего старого сослуживца Харди Хеннингсена. Он будет вести себя так, словно не замечает тебя, но ты не обращай внимания. Память у него слоновья, а слух как у летучей мыши.
Внимательно рассмотрев все обозначения и клавиши на большущем аппарате в подвальном коридоре, Ассад спросил:
— А как обращаться с этой штуковиной?
— Тебе раньше никогда не приходилось делать фотокопии?
— На такой штуковине и с такими значками не приходилось.
Вот тебе и на! И это говорит человек, который за десять минут установил телевизор!
— Господи, Ассад! Смотри: кладешь оригинал сюда и нажимаешь вот эту кнопку.
«Оказывается, и я не такой уж отсталый», — подумал Карл.
Как и следовало ожидать, мобильный телефон Бака решал, что вице-комиссар криминальной полиции Бак, к сожалению, не может ответить, так как занят в связи с расследованием убийства.
Очаровательная секретарша с неровными зубками добавила в объяснение, что он и еще один сотрудник выехали в Вальбю на задержание.
— Лиза, ты же дашь мне знать, когда этот балбес снова объявится? — попросил Карл.
Через полтора часа он получил отмашку и без спросу ворвался в комнату для допросов, где у Бака и его помощника уже кипела работа. Арестованный в наручниках был самый обычный парнишка — усталый и насквозь простуженный.
— Взяли бы уж платок да утерли горемыке нос, — сказал Карл, указывая на густые сопли, которые текли у того по лицу.
Если даже они поймали того, кого надо, то сразу видно, что из этого парня никакими клещами не вытянешь ни слова.
— Карл, ты что, не понимаешь по-человечески? — На этот раз лицо Бака побагровело, чего не так-то легко было добиться. — Изволь подождать! И никогда больше не прерывай коллегу посреди допроса. Договорились?
— Пять минут, и я от тебя отстану, обещаю.
Правда, болвану Баку понадобилось целых полтора часа, дабы объяснить Карлу, что он, Бак, был привлечен к расследованию дела Люнггор только на последнем этапе и потому ни черта о нем не знает. Но кто его просил разводить долгие разговоры вокруг да около?
Но по крайней мере, теперь Карл узнал телефон Карен Мортенсен, вышедшей на пенсию социальной работницы из Стевнса, в ведении которой была карточка Уффе. А в придачу еще и телефон старшего полицейского инспектора Класа Дамгора, который в то время занимал начальственную должность в выездной следственной бригаде. Теперь он, по словам Бака, служил в полицейском округе Средней и Западной Зеландии. Почему было не сказать просто, что он работает в Роскилле?
Кстати, другой начальник, который руководил следствием, уже успел умереть — после выхода на пенсию прожил всего два года. Вот так в Дании обстоит дело с пенсионерами из числа полицейских.
Хоть сейчас — в Книгу рекордов Гиннесса.
Старший полицейский инспектор Клас Дамгор оказался человеком совсем другого сорта, нежели Бак, — дружелюбный, приветливый, с интересом относящийся к собеседнику. О да! Он уже слышал про отдел «Q» и хорошо знает, кто такой Карл Мёрк. «Кажется, это вы тогда раскрыли дело об утонувшей девушке с Фемарна и о зверском убийстве в Северо-Западном округе, когда старушку вышвырнули из окна?» Да, о Карле Мёрке он весьма наслышан! Как же не помнить, если речь идет о заслуженном полицейском! Разумеется, он будет рад повидаться и поделиться сведениями с Карлом Мёрком, если он приедет в Роскилле. Дело Люнггор — очень печальная история, так что рад буду помочь, чем могу, в любое время, когда пожелаете.
«Какой молодчина!» — успел только подумать Карл, прежде чем собеседник на другом конце провода сказал ему, что придется только подождать с этим три недельки, так как сейчас он с женой, дочерью и зятем отправляется на Сейшелы. А с поездкой надо поторопиться, пока острова не затопили тающие ледники, с хохотом заключил он.
— Ну, как идет дело? — спросил Карл у Ассада, пытаясь оценить объем фотокопированных материалов.
Ровные стопки вытянулись по всему коридору до самой лестницы — неужели в папках действительно набралось столько документов?
— Ты уж извини, Карл, что это заняло столько часов, но там так много газет, что прямо беда.
Карл еще раз взглянул на стопки:
— Что же ты — копируешь газеты целиком?
Ассад склонил голову набок, как виноватый щенок, собирающийся удрать. О господи, еще этого не хватало!
— Ассад, послушай! Тебе надо копировать только те страницы, которые имеют отношение к делу. Мне кажется, что Харди совершенно не интересно, какой принц сколько настрелял фазанов во время охоты в Смёрумбавельсе, понимаешь?
— Кто кого стрелял?
— Неважно. Выбирай, что относится к делу, а остальные листы отбрасывай как ненужные. Ты здорово поработал.
Оставив помощника за гудящей машиной, он позвонил пенсионерке из коммуны Стевнса, которая вела карточку Уффе. Вдруг она заметила что-нибудь такое, что послужит подсказкой?
Судя по голосу, Карен Мортенсен была само обаяние. Карл живо представил себе, как она сидит в кресле-качалке и вяжет колпак для чайника. Ее голос был совершенно под стать тиканью борнхольмских
[18]
часов. Карл словно вернулся в детские годы, когда жил у родителей в Брёндерслеве.
Но уже со второй фразы Карл понял, что жестоко ошибся. В ней все еще жил дух государственной служащей. Волк в овечьей шкуре!
— Я не вправе высказываться по поводу дела Уффе Люнггора и других. Вам следует обратиться в отдел здравоохранения в Сторе Хединге.
— Я был там. Послушайте меня, Карен Мортенсен. Я только пытаюсь выяснить, что случилось с сестрой Уффе Люнггора.
— Суд признал Уффе невиновным по всем статьям, — отрезала она.
— Да, да, я знаю и очень рад. Но Уффе может знать что-нибудь такое, что осталось невыясненным.
— Его сестра погибла, так что какой теперь толк? От Уффе никто не услышал ни слова, он ничем не в силах помочь.
— Скажите, а если я заеду к вам, вы разрешите задать несколько вопросов?