Разбитое сердце - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Картленд cтр.№ 47

Я восхищалась собственным дедом и в известном смысле почитала его. Он словно бы сошел со страниц исторического романа, и, хотя можно было сказать, что воззрениям его присущи некоторые предрассудки, я оценила целостность и силу его характера, поддерживавшего в нем веру в собственные нормы и правила.

Прежде чем проститься с дедом, я расцеловалась с Джинни Росс, которая сказала мне:

— Скажи своей матери, что пора ей вернуться домой. У лэрда впереди осталось не так уж много лет, и хотя он слишком горд, чтобы попросить ее об этом, твою мать ждет здесь самый теплый прием, едва она переступит порог родного дома.

— Я все скажу маме, — пообещала я.

А потом Джинни, взяв мою руку обеими своими старыми морщинистыми ладонями, негромко произнесла:

— Да благословит тебя Господь, детка, и дарует однажды все то счастье, которого ты ищешь.

Я была слишком растеряна, чтобы найти какой-то ответ, но потом удивлялась тому, каким образом Джинни узнала, что я несчастна. Как могла она заметить, что наш тихий и в известной мере романтический брак с Питером нельзя отнести к числу тех идеальных любовных историй, о которых мечтает любая девушка?

Джинни почувствовала правду; только одна она во всем замке заметила, как было мне горько… заметила, что весь остаток ночи я прорыдала — до той самой поры, когда бледный рассвет забрезжил над равнинами и горами. Должно быть, слезы мои были вызваны не одним расставанием с Тимом, но стали следствием всех переживаний и волнений прошедших дней. Как бы то ни было, вернувшись в постель, я не могла сдержать слез — только скулила как школьница, слышащая только звуки собственных рыданий.

По прошествии, как мне показалось, многих часов я встала, умылась холодной водой, протерла лоб одеколоном и отодвинула шторы, чтобы посмотреть на рассвет. Странный покой царил в это утро над всеми окрестностями, замок покоился в такой тишине, словно весь мир затаил дыхание и ждал — а потом, когда небо просветлело, когда земля словно бы зашевелилась, зевнула и села в своей постели, пробудившись к новому дню, я ощутила, что в меня вливается новая сила.

Горечь и тяжесть событий прошедшей ночи рассеялись, и я услышала, как поет мое сердце — столь же чистым голосом, как залетная пташка. Я жива… молода… впереди у меня еще столько всего! Зачем… о чем сожалеть и горевать?

Вчерашний день миновал… что бы я ни ощущала, что бы ни случилось со мной, ничего нельзя было переделать или изменить. Остается идти вперед.

Заря неторопливо и все же заметно для глаза набирала силу. Закудахтала куропатка, сорвавшаяся со своего места в долине; защебетали скворцы, пробудившиеся в кустах под моим окном; со стоном курлыкнула чайка, залетевшая с моря на сушу; вдалеке пропел петух.

— А ведь ты счастлива! — вдруг обратилась я к себе самой, удивившись справедливости собственного утверждения.

Оспорить его было невозможно — я действительно была счастлива. Под всеми стоявшими передо мной трудностями и проблемами угадывалась основа основ, радость бытия, которой никому и ничему невозможно было уничтожить или отменить.

«Все будет хорошо», — подумала я с радостью.

Вернувшись в постель, я крепко, без сновидений заснула — пока меня не подняла старая Джинни, явившаяся с чашкой утреннего чая.

Когда я оделась и спустилась к завтраку, вернуть себе полностью то настроение, которое овладело мной на рассвете, оказалось невозможным, и все же остатки его таились в глубинах моей души — маленькое пятнышко удовлетворения, полностью рассеять которое не могла даже мысль о расставании с Тимом.

Я понимала, что новая встреча с ним сейчас невозможна, и тем не менее как-то глупо надеялась на то, что он вдруг появится или пришлет мне записку — маленький знак того, что он думает обо мне и все еще любит меня.

Но рядом со мной был только Питер, помогавший мне подняться в вагон, столь же любезный и внимательный, как обычно, и совершенно не представлявший того, как отчаянно я томлюсь по другому мужчине.

Скучная поездка до Глазго не таила в себе никаких событий. Мы немного поговорили, но я всегда терпеть не могла разговаривать в поезде, а потом после обеда я поспала, и Питер предложил, чтобы я вытянулась на сиденье, и укрыл меня пледом.

Мы вернулись в Глазго как раз к вечернему чаю. Мы отвезли наш багаж в отель, и Питер сказал, что съездит на вокзал, чтобы взять нам спальные места на ночной поезд.

— Я буду ожидать тебя в холле, — сказала я.

— Хорошо, — ответил он, — Надолго я не задержусь. Больше тебе ничего не нужно, моя дорогая?

Я покачала головой, и он отправился прочь.

Когда он ушел, я решила, что надо бы сходить и вымыть руки в гостиничном туалете. Я взяла свою сумочку, но оставила в номере пальто, пледы и разные газеты. Дамская комната находилась внизу, возле лестницы располагался ряд телефонов-автоматов. Неторопливо спускаясь вниз, я праздным взглядом окинула будки и заметила, что занята только одна из них. Звонил мужчина. Я не сразу узнала его, однако черты этого человека показались мне знакомыми.

И тут я вспомнила.

Когда человеку приходится действовать очень быстро, трудно сказать: «я подумал об этом, а потом поступил следующим образом» — мысль и действие происходят одновременно. Не помню, чтобы я думала. Знаю одно: я быстро сбежала по двум или трем последним ступенькам, открыла дверь соседней с занятой будки, нырнула внутрь и моментально закрыла дверь за собой.

Здесь я вполне отчетливо слышала то, что говорил Преподобный.

Автоматически взяв телефонный справочник, я начала перелистывать страницы. Со стороны могло показаться, что я отыскиваю нужный номер, однако на самом деле я слушала… старательно вслушивалась в звуки этого неторопливого, едкого голоса.

— Да, он сделает все возможное… — говорил он. — Я уже передал ему, что тебе нужна четверть тонны для новых памфлетов… Он говорит, что они ужесточили правила… Ну, хорошо… на месяц в любом случае нам хватит с головой… тебе, конечно, придется заплатить — я передам тебе банкноты… да… да, деньги со мной… ну, выхожу… скажи ему: угол Сильвер-стрит… мы не можем быть слишком осторожными… прямо сейчас… Пока.

Я услышала, как он положил трубку, а потом открыл дверь телефонной будки. Когда он выходил, я сняла трубку с рычага аппарата, повернувшись спиной к стеклянной двери; потом, очень осторожно, чуточку повернула голову, чтобы понять, что он делает в данный момент. Проповедник поднимался наверх.

Когда он оказался на самом верху лестничного пролета, я положила трубку и поспешила за ним.

Преподобный нес на руке пальто и шляпу. Прямо через фойе он проследовал к выходящим на улицу большим вращающимся дверям. У меня не было времени на раздумья о том, что теперь делать… я была вынуждена или последовать за ним, или упустить его из виду.

Я последовала за ним, по двум причинам радуясь тому, что на плечах моих оказалась лисья горжетка; во-первых, снаружи было очень холодно, а свою шубку я оставила в холле. Вторая причина была более значимой: меховой воротник наполовину скрывал мое лицо, уменьшая вероятность того, что меня узнают.