— А когда выедем завтра? — спросила я.
— Не слишком рано, — ответил он, — около половины одиннадцатого.
— Слава богу! За всю мою жизнь мне еще ни разу не приходилось так основательно потрудиться.
— Привыкнете, — улыбнулся он, — я полагаю, мы проведем здесь несколько недель.
Подумав о том, как горят мои ступни после проведенных на ногах часов и ноют плечи, утомленные неловкой позой над прилавком, я застонала, а Питер усмехнулся:
— Сама напросилась.
— Я не забыла об этом, — огрызнулась я. — Но у меня все тело онемело так, я не чувствую ни рук ни ног.
— Ну, вам нужно хорошенько выспаться — это помогает. Я, например, буду спать без задних ног.
Возле гостиницы он протянул мне руку:
— Спокойной ночи, Мела.
— Спокойной ночи, Питер. Если бы я не засыпала на ходу, то поблагодарила бы вас более воодушевленно.
— Не стоит утруждать себя такими пустяками.
Какое-то мгновение мы молча глядели друг на друга. Под козырьком над входом в гостиницу было темно, и на всей улице не было ни души, только ожидавшее Питера такси. Мне вдруг показалось, что Питер собирается что-то сказать, но он лишь молча пожал мне руку и повернулся к машине. Не знаю почему, но, проходя по большому и безлюдному холлу гостиницы, я вдруг почувствовала себя ужасно одинокой, и чувство это только окрепло, пока я ожидала лифта, чтобы подняться в свой унылый номер.
Глава девятая
Уже через три дня я почувствовала, что с меня довольно.
Конечно, торговля с киоска была делом утомительным и монотонным, но еще больше угнетала меня перспектива одиноких вечеров в гостиничном номере, так как Питер, поужинав со мной, всякий раз торопился убраться восвояси, утверждая, что мы никоим образом не должны подавать повод для сплетен.
Кто бы мог о нас сплетничать, я понять не могла, потому что гостиница была полна серьезных деловых людей, а также армейских и флотских офицеров; однако я уже успела понять, что при определенных обстоятельствах Питер может вести себя как ужасный упрямец, и любые мои слова не способны изменить его решения.
Посему, когда через три дня кое-что произошло, я не просто обрадовалась тому, что вышла на след, но и обрадовалась тому, что скуке моей и одиночеству приходит конец.
Мы как раз обслуживали уже собравшихся у киоска к двенадцати часам дня людей, активно торгуя пирожками, когда я обратила внимание на невысокого человека, который пил чай, прислонившись к борту фургона. Не знаю, почему мне пришло в голову как-то выделить его из собравшейся вокруг толпы. Может быть, потому, что он показался мне очень уж несимпатичным — у него на носу сидела огромная бородавка, придававшая ему комический облик и делавший этого человека похожим на гнома из сказки про Белоснежку.
Я раздавала чашки с чаем, сэндвичи и сигареты, когда услышала, как он обратился к подошедшему к нему мужчине. Голос его оказался в точности таким, как я и представляла — низким, хрипловатым и, как ни странно, певучим.
— А я тя заждался, Джим, — сказал он.
Джим — мужчина рослый и грубый на вид, к тому же с перебитым носом, — произнес несколько слов, которых я не разобрала, а потом коротышка с бородавкой на носу проговорил:
— Нат Грю ждет сегодня вечером Преподобного, может, подвалишь к нему в полдевятого?
Слова эти отпечатались в моей памяти, пока я повторяла вслух:
— С вас два пенса… Вам какие сигареты?.. Нет, простите, шоколад уже разобрали…
И вдруг, ослепительной вспышкой, явилось озарение!
Нат! Именно этого имени мы и ждали.
Мое открытие настолько потрясло меня, что я выронила чашку, но при этом успела бросить взгляд на то место, где только что стоял коротышка с бородавкой на носу, и увидела, что он вместе с Джимом уже шел к заводским воротам.
Кто-то из стоявших перед прилавком мужчин, сказал: «Вот неудача!», другой воскликнул: «Весь доход разбился!», но до меня не сразу дошло, что говорят они о разбившейся чашке, после чего я наполнила другую и принялась раздавать еду.
Только обслужив последнего человека, я смогла повернуться к Питеру и сказать:
— Питер, я догадалась! Его зовут Нат! Вы поняли меня? Рози сказала, что его звали вроде как Москито — она просто перепутала эти два слова — на самом деле его зовут Нат
[6]
!
Я была настолько взволнована, что слова сами собой вырывались из моего рта. После того как я несколько раз пересказала подслушанный короткий разговор, Питер наконец понял, о чем я говорю, и проговорил:
— Возможно, вы и правы. Исключить этого нельзя.
— Как это, возможно?! Конечно же я права! — настаивала я на своем. — Но Питер, как нам теперь узнать остальное — где живет Нат Грю и кто такой Преподобный?
— На эти вопросы должна ответить полиция, — ответил Питер.
— Полиция! — воскликнула я. — И что они смогут узнать? Вторгнутся в это дело и распугают преступников прежде, чем мы сумеем что-то узнать.
— Возможно, они ничего и не узнают, — невозмутимо ответил Питер. — Ваша догадка вообще может оказаться случайным совпадением. Но ваше предположение, что имя Нат в подсознании Рози было связано со словом «москит», мне кажется разумным.
— Наконец-то вы со мной согласились! Похоже, мы действительно получили ключ к разгадке! — воскликнула я. — Ах, Питер, неужели мы оказались на верном пути?
— Не надо так волноваться, — с возмутительным спокойствием ответил Питер. — Мела, вы должны с большей выдержкой относиться к этому делу.
— Боже, Питер! А как по-вашему, с чем еще я сидела последние три дня в этом мрачном городе?
— Вам было так скучно?
— До омерзения. А вам?
Помедлив немного, Питер проговорил:
— Ну, я бы так не сказал. Это были в чем-то необычные, в чем-то интересные дни, и потом мне нравится быть с вами.
— Ах, Питер, — ответила я, — вы заставляете меня чувствовать себя грубой и безответственной особой. Вы были так милы со мной, но дело в том, что я ужасно нетерпелива и всегда спешу.
— Действительно, я никогда еще не встречал человека, живущего в такой спешке. Вам придется научиться спешить медленно, такова старинная английская традиция.
— Но мне претит всякое промедление. Я хочу спешить — упрямо, быстро, настойчиво. Мне хотелось бы уколоть булавкой всех вас, устроить фейерверк под вашими любимыми креслами, расшевелить вас тем или иным образом.
Питер рассмеялся.
— Прямо небольшой ураган! А знаете, мне начинает нравиться, когда меня вдруг подхватывает этот вихрь.