Пока они рассказывали об этих неожиданных вещах тоном
торжественным и доверительным, я смотрел на Ришара. В свои студенческие годы он
был известен как мастер различных мистификаций, и консьержи бульвара Сен-Мишель
могли засвидетельствовать, что он заслужил эту репутацию. Казалось, он получал
удовольствие от блюда, которое ему предлагали. Он не упустил ни одного кусочка
этого блюда, хотя приправа к нему была немного мрачной из-за смерти Бюке. Ришар
уныло покачал головой, и, по мере того как Дебьенн и Полиньи говорили, его лицо
принимало выражение испуга. Казалось, он горько сожалеет, что стал директором
Оперы теперь, узнав о привидении. Я бы не смог лучше сымитировать это выражение
отчаяния. Но в конце концов, несмотря на все наши усилия, мы не смогли не
рассмеяться в лицо Дебьенну и Полиньи. Видя, как мы перешли от глубокого уныния
к дерзкому веселью, они повели себя так, будто решили, что мы сошли с ума.
Ришар, почувствовав, что шутка слишком затянулась,
полусерьезно спросил:
– Но чего хочет этот призрак?
Полиньи подошел к своему столу и вернулся с копией
инструкций для администрации Оперы.
Они начинаются словами: «Администрация должна придавать
представлениям Национальной академии музыки блеск, который приличествует
лучшему французскому оперному театру» и заканчиваются статьей 98:
«Администратор может быть отстранен от своего поста: 1. Если он действует
вопреки положениям, предусмотренным в инструкции…» Инструкция была написана
черными чернилами и казалась совершенной копией той, что была у нас, однако в
конце был добавлен параграф, написанный красными чернилами странным, неровным
почерком. Он наводил на мысль о ребенке, который еще учился писать и не умел
соединять буквы. Этот параграф был пятым пунктом, добавленным к четырем в
статье 98: «5. Если директор задерживает больше чем на две недели ежемесячную
плату, которая полагается призраку Оперы, выплаты должны продолжаться до
дальнейшего уведомления в размере 20 000 франков в месяц, или 240 000 франков
за год».
Полиньи, поколебавшись, указал на этот последний пункт,
который для нас, конечно же, явился неожиданностью.
– Это все? Он не хочет чего-нибудь еще? – спросил Ришар с
абсолютным хладнокровием.
– Да, хочет, – ответил Полиньи.
Он полистал инструкции и громко прочитал:
– «Статья 63. Ложа No 1 в первом правом ярусе резервируется
на все представления для главы государства.
Ложа No 20 бенуара по понедельникам и ложа No 30 первого
яруса по средам и пятницам предоставляется в распоряжение министров. Ложа No 27
второго яруса резервируется каждый день для использования префектом Сены и
главным комиссаром парижской полиции».
Затем он показал параграф, приписанный красными чернилами:
«Ложа No 5 первого яруса предоставляется в распоряжение
призрака Оперы на все представления».
В этот момент Ришар и я встали, тепло пожали руки своим
предшественникам и поздравили их с очаровательной шуткой, которая показывала,
что старое французское чувство юмора по-прежнему живо. Ришар даже добавил, что
теперь он понимает, почему Дебьенн и Полиньи покидают свои посты: невозможно
вести дела Оперы и бороться с таким требовательным призраком.
– Конечно, – серьезно ответил Полиньи. – 240 000 франков не
растут на дереве. И вы понимаете, во что нам обходится зарезервированная для
призрака ложа номер пять первого яруса. Мы не можем продать абонемент на нее и
вынуждены вернуть деньги, которые постоянный зритель заплатил за нее. Это
ужасно! Мы не хотим работать, чтобы не поддерживать призрака! Мы предпочитаем
уйти.
– Да, мы предпочитаем уйти, – повторил Дебьенн. – И давайте
сделаем это сейчас. – Он встал.
– Но мне кажется, вы слишком добры к этому призраку, –
сказал Ришар. – Если бы я имел такое беспокойное привидение, я бы не колеблясь
приказал арестовать его.
– Где? Как? – воскликнул Полиньи. – Мы его никогда не
видели.
– Даже когда он приходит в свою ложу?
– Мы его никогда не видели в ложе.
– Тогда почему бы не продать абонемент на нее?
– Абонемент на ложу призрака Оперы? Вот, мсье, вы и
попробуйте!
Мы наконец покинули кабинет. Ришар и я никогда так не
смеялись».
Глава 4
Ложа номер пять
Арман Мушармен написал такие обширные мемуары, что может
возникнуть вопрос, когда он находил время заниматься делами театра. Он не знал
ни одной ноты, но был в тесных отношениях с министром общественного образования
и изящных искусств, немного писал как репортер, кроме того, у него было
довольно большое состояние. Он обладал немалым обаянием, был умен, поскольку
своим партнером в Опере выбрал человека весьма достойного: он пошел прямо к
Фирмену Ришару.
Ришар был выдающимся композитором и настоящим джентльменом.
Вот его характеристика, опубликованная в «Театральном ревю» в период, когда он
стал одним из директоров Оперы:
«Фирмену Ришару около пятидесяти лет. Он высок ростом и
широк в плечах, но у него нет ни единой унции жира. Он обладает ярко выраженной
индивидуальностью и внушительной внешностью. Цвет его лица всегда свеж. Волосы
спадают довольно низко на лоб, и он их коротко стрижет. Лицо выглядит слегка
печальным, что смягчается откровенным взглядом и прекрасной улыбкой.
Фирмен Ришар – известный композитор, весьма искусный в
гармонии и контрапункте. Характерная черта его музыки – монументальность. Он
опубликовал несколько высоко оцененных критикой камерных пьес, фортепьянных
сонат и небольших сочинений, полных оригинальности. Наконец, его «Смерть Геркулеса»,
исполняемая на концертах в консерватории, несет эпическое влияние Глюка,
мастера, перед которым мсье Ришар испытывает благоговение. Хотя он обожает
Глюка, однако Пиччинни любит не меньше. Преисполненный преклонения перед
Пиччинни, он отдает дань уважения и Мейерберу, восхищается Чимарозой, кроме
того, никто другой так высоко не ценит гений Вебера. Что же касается Вагнера,
мсье Ришар не далек от того, чтобы считаться первым и, вероятно, единственным
человеком во Франции, который понимает его музыку».
На этом закончу цитату. Она явно подразумевает, как мне
кажется, что если Фирмен Ришар любит почти всех композиторов то обязанность
всех композиторов – любить Фирмена Ришара. Чтобы довершить этот набросок,
добавлю, что характер его был далеко не ангельским – иначе говоря, он отличался
довольно крутым нравом.
На протяжении тех первых дней, которые партнеры провели в
Опере, они были поглощены удовольствием ощущать себя хозяевами такого
громадного и великолепного предприятия и, без сомнения, забыли об истории с
привидением. Однако вскоре произошел инцидент, который напомнил им, что шутка –
если это было то, что было, – еще не закончилась.