Поэтому у нас появилось большое преимущество перед ним – мы
были рядом, но он не знал об этом. Сейчас самым важным для нас было не выдать
себя, и я страшился импульсивности Рауля больше, чем чего-либо другого. Он был
на грани того, чтобы прорваться через стены, отделявшие его от Кристины Доэ,
чьи стоны, нам казалось, мы слышали.
– Похоронный марш недостаточно бодрый, – продолжал голос
Эрика, – но свадебный… Он великолепен! Вы должны принять решение, определиться,
чего вы хотите! Что касается меня, то я не могу больше жить вот так, под
землей, в дыре, как крот! «Торжествующий Дон Жуан» завершен, и теперь я хочу
жить, как все. Хочу, чтобы у меня была жена, как у всех, и чтобы я выходил с
ней на прогулки по воскресеньям. Я изобрел маску, которая позволяет мне
выглядеть, как обычный человек. Станете самой счастливой женщиной. И мы будем
петь для самих себя, одни, мы будем петь, пока не умрем от удовольствия… Вы
плачете! Вы боитесь меня! Но ведь я не плохой человек. Полюбите меня, и вы
увидите! Чтобы быть добрым, все, что мне необходимо, это любовь. Если вы
полюбите меня, я буду нежен, как ягненок, и вы сможете делать со мной все что
хотите.
Стоны, которые сопровождали этот молебен любви, становились
все громче. Я никогда не слышал ничего подобного. Рауль и я поняли, что эти
отчаянные стоны исходили от самого Эрика. Что же касается Кристины, то она,
вероятно, стояла с другой стороны, безмолвная от ужаса, не имевшая больше сил
кричать, видя перед собой монстра.
Рыдания Эрика были такими же громкими, как рев, и такими же
мрачными, как ропот океана. Наконец три раза вопль вырвался из его горла:
– Вы не любите меня! Вы не любите меня! Вы не любите меня! –
Затем его голос стал мягче, и он спросил: – Почему вы плачете? Вы знаете, что
причиняете мне боль.
Молчание.
Нам это молчание давало надежду. Мы думали только о том, как
дать знать Кристине о нашем присутствии. Ведь теперь мы могли покинуть камеру
пыток лишь в том случае, если она откроет нам дверь, и только при этом условии
мы могли помочь ей.
Вдруг тишину в соседней комнате нарушил звук электрического
звонка. Мы услышали, как Эрик вскочил, а затем его громовой голос: «Кто-то
звонит! Пожалуйста, входите!» – Зловещий смех. – «Кто это беспокоит нас?
Подождите меня здесь, я пойду и прикажу сирене открыть дверь».
Шаги удалились, дверь закрылась. У меня не было времени
думать о новом ужасе, который вот-вот мог произойти, я забыл, что монстр, возможно,
вышел, чтобы совершить новое преступление; я понял только одно: Кристина одна в
соседней комнате.
Рауль уже звал ее:
– Кристина! Кристина!
Раз мы слышали, что говорилось в другой комнате, то и нас,
естественно, должны были услышать там. И все же Раулю пришлось повторить свой
призыв несколько раз. Наконец слабый голос достиг нас:
– Мне снится – Кристина! Кристина! Это я, Рауль! – Молчание.
– Ответьте мне, Кристина! Если вы одна, во имя неба, ответьте мне!
Затем голос Кристины прошептал имя Рауля.
– Да! Да! – закричал он. – Это я! Это не сон! Доверьтесь
мне, Кристина! Мы здесь, чтобы спасти вас. Будьте осторожны! Как только вы
услышите монстра, дайте нам знать.
– Рауль! Рауль!
Кристина заставила его несколько раз повторить ей, что это
не сон и что он смог прийти к ней в сопровождении надежного человека, который
знает секреты Эрика.
Но за радостью, которую мы принесли ей, вскоре последовал
новый удар. Она хотела, чтобы Рауль немедленно ушел. Она боялась, что Эрик
обнаружит его и убьет без колебаний. Она сказала нам в нескольких поспешных
словах, что Эрик совершенно сошел с ума от любви и решил убить любого и себя в
том числе, если она не согласится стать его женой в глазах гражданских властей
и перед священником церкви Мадлен. Он дал ей время до одиннадцати часов
следующей ночи все обдумать. Это последний срок. После этого она должна будет
сделать выбор, как он сказал, между свадебным и похоронным маршем. И Эрик
сказал слова, которые Кристина не полностью поняла: «Да или нет, если нет, все
будут мертвы и похоронены». Но я понял эти слова очень хорошо, потому что они с
устрашающей точностью соответствовали моим ужасным мыслям.
– Можете вы сказать нам, где Эрик? – спросил я. Она
ответила, что он, должно быть, покинул дом.
– Вы можете это проверить?
– Нет. Я связана и не в состоянии двигаться. Услышав это,
Рауль и я не смогли сдержать крик гнева. Наша судьба, всех троих, зависела
сейчас от Кристины. Нам надо было во что бы то ни стало спасти ее.
– Но где же вы? – спросила она. – В моей спальне всего две
двери, – это та спальня, обставленная мебелью в стиле Луи-Филиппа, о которой я
вам говорила, Рауль, – Эрик пользуется только одной дверью, но никогда не
открывает другую, которая сейчас передо мной. Он запретил, мне даже подходить к
ней, потому что, по его словам, это самая опасная из всех дверей: дверь в
камеру пыток.
– Кристина, мы как раз и находимся по другую сторону этой
двери.
– Тогда вы в камере пыток?
– Да, но мы не видим никакой двери.
– О, если бы я могла дотянуться до нее. Но я постучу по ней,
и тогда вы поймете, где эта дверь.
– У нее есть замок? – спросил я.
– Да.
«Она открывается ключом с той стороны, как обычная дверь,
но, чтобы открыть ее с нашей стороны, нужно, видимо, найти пружину и
противовес, а сделать это нелегко», – подумал я.
– Мадемуазель, – сказал я, – нам совершенно необходимо
открыть эту дверь.
– Но как? – спросил плачущий голос молодой женщины.
Мы слышали, как она пытается освободиться от своих пут.
– Нам надо действовать только хитростью, – сказал я. – Мы
должны найти ключ к этой двери.
– Я знаю, где он, – произнесла Кристина, которая, казалось,
устала от предпринимаемых ею усилий. – Но я очень крепко привязана– О! Негодяй!
– Она зарыдала.
– Где же ключ? – спросил я после того, как попросил Рауля
предоставить все дело мне – ведь мы не могли терять ни одной секунды.
– В спальне, возле органа, вместе с другим бронзовым ключом,
к которому он также приказал не прикасаться. Оба ключа находятся в маленьком
кожаном мешочке, который он называет «маленьким мешком жизни и смерти». Рауль!
Рауль! Вы должны уйти! Здесь все непонятно и ужасно, и Эрик на грани
сумасшествия, а вы в камере пыток! Уходите oai же путем, каким пришли! Почему,
почему эта комната так называется?
– Кристина, – произнес Рауль, – мы или вместе уйдем, или
умрем вместе.