Если я увижу это, то вынужден буду признать правоту Эрика,
потому что красивая женщина имеет право любить самого уродливого монстра,
особенно если монстр умеет очаровывать музыкой так, как этот, а красивая
женщина оказывается выдающейся певицей.
– А теперь уходите, – сказал Эрик – Мне нужно сделать
кое-какие покупки.
И я ушел. Я все еще беспокоился о Кристине Доз, но теперь
был поглощен ужасными мыслями и о себе, особенно после того, что Эрик сказал о
моем безрассудстве.
«Чем все это закончится?» – спрашивал я себя. И хотя я
фаталист, я не мог отделаться от преследующей меня тревоги, громадной
ответственности, которую однажды принял на себя, после того как спас жизнь
монстра, угрожающего теперь «многим представителям рода человеческого».
***
К моему изумлению, все произошло так, как предсказал Эрик.
Несколько раз я видел, как Кристина Доз покидала дом у озера и возвращалась
обратно в него без каких-либо признаков того, что ее заставляли делать это. Я
попытался выбросить из головы эту любовную тайну, но мне было очень трудно
(особенно из-за, моих ужасных мыслей) не думать об Эрике. Однако, соблюдая
осторожность, я больше не сделал ошибки и не приходил к озеру или в проход
коммунаров. Но поскольку меня все еще преследовала мысль о секретном входе в
третьем подвале, я неоднократно спускался туда, зная, что днем там обычно
никого не бывает. Я провел там бесконечное количество часов, прощупывая стены
большим пальцем, прячась за комплектом декораций из «Короля Лахора»,
оставленных там не знаю почему, поскольку «Короля Лахора» представляли нечасто.
И мое терпение было вознаграждено. Однажды я наконец увидел
монстра. Он направлялся ко мне. Он полз на четвереньках! Я был уверен, что он
не заметил меня. Он прополз между декорациями и задниками, подошел к стене и в
месте, которое я запомнил, нажал на пружину. Пружина отодвинула камень назад,
открывая проход. Эрик исчез в нем, и камень опять сдвинулся за ним. Теперь я
знал секрет монстра и мог попасть в дом у озера, когда захочу!
Чтобы убедиться в этом, я подождал примерно час и затем
нажал на пружину. Механизм сработал. Но, зная, что Эрик дома, я не полез в
проход. Более того, мысль о том, что он может застать меня там врасплох,
неожиданно напомнила мне о смерти Жозефа Бюке, и, не желая утратить
преимущества открытия, которое может быть полезным для многих людей, для
«многих представителей рода человеческого», я покинул на этот раз подвалы
Оперы.
Как вы можете себе представить, меня все еще интересовали
отношения Эрика и Кристины Доэ, но не из-за нездорового любопытства, а из-за
ужасных мыслей, которые, как я уже говорил, никогда не покидали меня. «Если
Эрик обнаружит, что он нелюбим, – говорил я себе, – от него можно ожидать
всего».
Я продолжал осторожно бродить по зданию Оперы и вскоре узнал
правду о печальной любовной истории монстра. Эрик завладел умом Кристины
насильно, но сердце ее целиком принадлежало Раулю де Шаньи. Играя в верхней
части здания Оперы роль невинной помолвленной пары, они не сознавали, что
кто-то наблюдал за ними. Я решил не останавливаться ни перед чем: я бы убил
монстра, если бы потребовалось, и после этого сдался полиции. Эрик не
показывался, но меня не успокоило его отсутствие.
Я должен рассказать вам о своем плане. Я верил, что монстр,
возможно, будет изгнан из своего дома ревностью, и тогда я смогу войти туда, не
опасаясь, через проход в третьем подвале. Мне было важно в общих интересах
точно знать, что находится в этом доме.
Однажды, устав от ожиданий, я отодвинул камень и тут же
услышал мощную музыку – монстр работал над «Торжествующим Дон Жуаном». Я знал:
это труд его жизни. Я предусмотрительно остался в темной дыре и не двигался.
Эрик на некоторое время перестал играть и расхаживал по дому взад и вперед как
сумасшедший, говоря гремящим повсюду голосом: «Юн должен быть закончен до
этого! Полностью закончен!» Эти слова меня тоже не успокоили. Едва он опять
начал играть, я осторожно закрыл камнем отверстие. И даже когда оно было
закрыто, я все еще мог слышать отдаленное, неясное пение, идущее из глубины
земли, так же как я слышал песню сирены, поднимающуюся из глубины озера. Я
вспомнил, что говорили рабочие сцены, которые нашли тело Жозефа Бюке, и над чем
люди скептически посмеивались: рабочие утверждали, будто слышали около тела
«звук, похожий на пение мертвых».
В тот вечер, когда была похищена Кристина Доэ, я прибыл в
Оперу довольно поздно, боясь услышать плохие новости. Я провел ужасный день,
ибо прочитал в утренней газете, что Кристина и виконт де Шаньи собираются
пожениться, постоянно думал над тем, не надо ли мне в конце концов сообщить в
полицию о существовании монстра. Но благоразумие наконец вернулось ко мне, и я
понял, что это может только ускорить катастрофу.
Выйдя из кэба перед Оперой, я посмотрел на здание так, будто
был удивлен тем, что оно еще стоит. Но, как у всех восточных людей, во мне есть
что до от фаталиста, и я вошел внутрь, готовый ко всему.
Похищение Кристины во время сцены в тюрьме, естественно,
потрясло всех, но не меня. Я ни на минуту не усомнился в том, что ее
исчезновение организовал Эрик – подлинный король фокусников. И я думал, что на
этот раз это был конец для нее и, возможно, для всех нас.
Я даже хотел попытаться убедить всех этих людей, задержавшихся
в Опере, уйти. Но меня остановило то, что они наверняка сочли бы меня
ненормальным. К тому же я знал, что попытайся я заставить их покинуть зал,
закричав, например: «Пожар!», я мог бы вызвать катастрофу – люди душили бы,
топтали друг друга до смерти в давке, дикой драке, даже худшей, чем та, которой
я страшился.
Однако я решил, что действовать надо без задержки. Вероятно,
Эрик теперь думал только о своей пленнице, и я должен воспользоваться этим,
чтобы войти в его дом через проход в третьем подвале. Я попросил отчаявшегося
виконта Рауля де Шаньи помочь мне, и он немедленно согласился, с доверием,
которое меня глубоко тронуло. Я послал Дариуса за пистолетами. Он принес их нам
в артистическую комнату Кристины. Я дал один Раулю и посоветовал ему быть
готовым стрелять, как был готов я, поскольку Эрик мог ожидать нас по другую
сторону стены. Мы должны были идти проходом коммунаров и через люк.
Увидев пистолеты, Рауль спросил меня, собираемся ли мы
драться на дуэли. Мы, определенно, собирались. «И какая дуэль!» – сказал я, но,
конечно, у меня не было времени объяснить все ему. Он смел, однако почти ничего
не знает о своем противнике.
Что значит дуэль с самым горячим бойцом по сравнению с
единоборством с самым блестящим фокусником? Мне самому казалась сомнительной
перспектива поединка с человеком, которого можно видеть только тогда, когда он
этого хочет, и который сам видит все, когда другие – ничего, человеком, чьи
странные познания, хитрость, воображение позволяют ему использовать все
естественные силы и соединить их, чтобы создать иллюзию вида и звука, способную
привести его оппонентов к мысли об обреченности. И теперь он действует в
подвалах Оперы – то есть в стране фантасмагории! Может ли кто-нибудь подумать
об этом без содрогания?! Может ли кто-нибудь представить себе, что, возможно,
случится в Опере, если в ее пяти подвалах и двадцати пяти помещениях верхних
уровней властвует жестокий и игривый Роберт Худен, который иногда шутит, а
иногда ненавидит, иногда опустошает карманы, а иногда убивает? Подумайте только
о схватке с любителем люков, который в моей стране сделал так много люков,
лучших в своем роде, подумайте о борьбе с любителем люков в стране люков!