Последняя инстанция - читать онлайн книгу. Автор: Патрисия Корнуэлл cтр.№ 86

— Когда-нибудь уходил на ночь, по барам пошататься? — спрашивает Пруэ.

Кивает.

— У него легенда такая была. Понимаете... — В отчаянии она обращает ко мне молящий взгляд. — Вы же его видели. У него крашеные волосы, серьга и остальное. Митч изображал... ну вроде как гуляку, парня-оторву, и женщины ему действительно нравились. Он никогда и не притворялся, будто мне верен, своей так называемой подруге. Такова была часть его прикрытия — и часть его характера. Да, я волновалась. Только человека не переделаешь. Он был хорошим агентом. Вряд ли Митч способен на бесчестный поступок. Хотя и рассказывал он мне далеко не все. И если он на что-то наткнулся в кемпинге, к примеру, то вполне мог начать разнюхивать. Вполне мог.

— Не поставив в известность вас, — подтверждает Марино.

Снова кивок.

— У меня ведь и свои дела были. Не думайте, что я по пятам за ним ходила. Я работала в офисе в «Сухопутных грузоперевозках», пусть и не полный рабочий день. Так что мы не могли каждый час знать, кто и чем занят.

— Ну, значит, я вас просвещу, — решает Марино. — Митч на что-то наткнулся. Мне вот только интересно, не прогуливался ли он, случайно, в окрестностях мотеля, когда там объявился Матос. Может, когда Матос на свое нарвался, Митча, по несчастью, заметили. Проще простого, не исключено, что так и было. Его сочли свидетелем и пустили в расход.

Никто не возражает. Теория Марино — пока что единственное, что у нас есть на данный момент.

— И опять все упирается в Матоса. В цель его приезда, — комментирует Пруэ.

Смотрю на Стэнфилда. Он самоустранился из разговора. У него изнуренный вид, этот человек на нервной почве превратился в развалину. Совсем издергался. Останавливает на мне взгляд и тут же отводит его. Облизывает пересохшие губы и прочищает горло.

— Детектив Стэнфилд, — чувствую, просто необходимо сказать это ему перед всеми. — Только, ради Бога, не сообщайте о том, что здесь слышали, своему шурину.

У того глаза засверкали от злости. Я прилюдно его унизила, однако мне все равно.

— Будьте добры, — добавляю я.

— Знаете, что я думаю? — злобно отвечает он. — Я вообще не хочу в ваши гадости ввязываться. — Медленно поднимается и обводит взглядом комнату, мигает, глаза его подернулись поволокой. — Не знаю, что здесь происходит, но я не буду принимать в этом участия. Никакого участия. Вы, федералы, вляпались по самые уши, вот сами и расхлебывайте. Я ухожу. — Он кивает. — Слышали меня? Я ухожу.

И тут, к всеобщему изумлению, детектив Стэнфилд падает. Так тяжело, что пол дрожит от сотрясения. Я тут же вскакиваю. Слава Богу, дышит. Пульс частит как сумасшедший, но не на грани остановки сердца или другого какого-нибудь угрожающего жизни состояния. Просто упал в обморок. Ощупываю голову — убедиться, что бедолага не поранился. Все в порядке. Уже приходит в себя. Мы с Марино помогаем ему встать, ведем на кушетку. Заставляю детектива прилечь и подсовываю под шею несколько подушек. Сейчас самое мучительное для него — чувство неловкости, притом очень сильной.

— Детектив Стэнфилд, вы диабетик? — спрашиваю я. — У вас с сердцем все в порядке?

— Все нормально, мне бы только кока-колы выпить или еще чего, — вяло говорит он.

Встаю и направляюсь на кухню.

— Посмотрим, что тут у нас, — веду себя по-хозяйски. В холодильнике обнаруживаю апельсиновый сок. В шкафчике — арахисовое масло. Зачерпываю большую ложку. Я как раз искала бумажные полотенца, когда около тостера заметила пузырек с лекарством, отпускаемым строго по рецепту. На этикетке имя Митча Барбозы. Значит, он принимал прозак. Вернувшись в гостиную, упоминаю о своей находке Макинтайр, и та рассказывает, что Барбоза сел на антидепрессанты несколько месяцев назад, потому что страдал повышенной нервозностью и что-то его угнетало.

— Говорил, так сказывается нагрузка, — добавляет она.

— Любопытно, — немногословно замечает Марино.

— Помнится, вы собирались отсюда сразу в мотель заехать? — спрашивает его Джей.

— Ага. Вандер хотел проверить, вдруг повезет с отпечатками пальцев.

— С отпечатками? — вяло бормочет с ложа больной.

— Господи, Стэнфилд. — Марино теряет терпение. — Чему вас учили в школе детективов? Или твой идиотский шурин расстарался и тебя сразу в выпускной класс перевели?

— Да, браток, если хочешь знать, — пискляво мямлит Стэнфилд с таким остервенением, что все присутствующие засмеялись. Несчастный немного взбодрился. Приподнимается на подушках и говорит, глядя мне в глаза: — Да, вы правы. Не следовало ему рассказывать. Больше он от меня ни словечка не услышит; ему лишь бы свои политические шашни крутить. Чтобы вы знали, не я тут джеймстаунские дела приплел... не приплетал я.

Пруэ хмурится.

— Какие такие джеймстаунские дела?

— Ах, ну да, вы же не слышали. У нас здесь раскопки, и губернатор планирует закатить большое празднество по поводу предстоящей круглой даты. Правда, если хотите знать, индеец из Динвидди — что из меня балерина: ни капли индейской крови в нем нет. Тоже мне выдумал, поутаханский потомок! Тьфу! — Глаза Стэнфилда забегали от негодования, которому, подозреваю, он редко дает волю. Как видно, бедолага ненавидит своего шурина лютой ненавистью.

— Митч был индейцем, — угрюмо произносит Макинтайр. — Он наполовину коренной житель.

— Ну и ну, ради всего святого, будем надеяться, что газетчики об этом не пронюхают. — Марино явно не верит, что Стэнфилд будет держать рот на замке. — Мало нам «голубого», теперь еще индеец. Вот дела. — Качает головой. — Такую информацию политикам выдавать нельзя. Вообще нельзя разглашать, я серьезно. — Он упорно пялится на Стэнфилда, потом на Джея. — О том, что происходит, — никому ни слова, под строгий запрет. Крупная секретная операция, Митч — фэбээровец. Ни одной живой душе. И про Шандонне тоже. А если вдруг люди поверят, что тут действительно гуляет убийца, расправляющийся с представителями меньшинств, то как мы тогда будем объясняться перед публикой, если не имеем права разглашать правду?

— Я не согласен, — возражает Джей. — Я еще не готов делать выводы о мотивах этих преступлений. К примеру, не могу принять за данность, что Матос, а теперь и Барбоза не связаны с контрабандой оружия. Между убийствами прослеживается очевидная связь.

Все кивают. Нельзя закрывать глаза на модус операнди, способы свершения преступления; они слишком сходны, чтобы этого не заметить. А значит, эти преступления — дело рук одного и того же человека или группы людей.

— И еще я не собираюсь полностью отбрасывать предположение, что убийства были совершены на почве ненависти, — продолжает Джей. — Один — гомосексуалист. Другой — коренной житель Америки. — Он пожимает плечами. — Пытки — это страшно неприятный аспект. Гениталиям нанесены повреждения? — обращается он ко мне.

— Нет. — Выдерживаю его пристальный взгляд. Сейчас и представить невозможно, что когда-то мы были близки, и, глядя на его полные губы и грациозные руки, помнить их касание.