– Ничего вы не знаете.
– Бен, – я понизила голос, – хватит. Остановитесь, пока не поздно. Скажите мне, кто стоит за всем этим.
Он старался избегать моего взгляда.
– Слишком дорога цена, когда умирают люди. Неужели вы думаете, что, если вы убили Сьюзан, вам это сойдет с рук?
Он молчал.
– Если ее убил кто-то другой, то где гарантия, что с вами не случится то же самое?
– Вы мне угрожаете.
– Чушь.
– Вы не можете доказать, что одеколон, которым пахло от Сьюзан, мой. Нет таких тестов. Нельзя поместить запах в пробирку, нельзя его сохранить, – сказал он.
– Я попрошу вас сейчас уйти, Бен.
Он повернулся и вышел из офиса. Когда я услышала, как закрылись двери лифта, я прошла по коридору к окну, выходившему на автостоянку. Я не рискнула выйти к своей машине до тех пор, пока Стивенс не уехал.
* * *
Здание ФБР – это бетонная цитадель на пересечении Девятой улицы и Пенсильвания-авеню в центре округа Колумбия. Я подъехала туда утром следующего дня вслед за кучей детей-школьников. Они напомнили мне Люси в этом же возрасте, когда бросились вверх по лестнице, устремились к скамейкам и замелькали между кустами и деревьями в кадках. Люси бы с большим удовольствием посмотрела лаборатории, и я неожиданно почувствовала, что мне ее очень не хватает.
Шум звонких детских голосов стих, будто унесенный ветром; я целеустремленно шла в определенном направлении, поскольку бывала здесь уже много раз. Я миновала дворик, маленькую стоянку и охранника, пока не добралась до стеклянной двери в центральной части здания. Внутри был вестибюль со светлой мебелью, зеркалами и флагами. На одной стене с фотографии улыбался президент, а на другой, подобно хит-параду, висели фотографии десяти наиболее опасных преступников страны, находившихся в розыске.
Подойдя н столу дежурного, я предъявила свои водительские права молодому агенту, чей унылый вид казался под стать его серому костюму.
– Я – доктор Кей Скарпетта, главный судмедэксперт Вирджинии.
– Вы к кому?
Я сказала.
Он сверил мое лицо с фотографией, удостоверился в том, что я не вооружена, позвонил и выдал пропуск. В отличие от академии в Куонтико, здесь, казалось, царила атмосфера напыщенности и скованности.
Мне еще ни разу не доводилось встречаться со специальным агентом Майнором Дауни, но связанная с его именем ирония вызывала определенные ассоциации. Он представлялся маленьким и худеньким, со светлыми волосами, покрывавшими все его тело, за исключением головы. У него, должно быть, слабое зрение, бледная кожа без намека на загар, и он, естественно, не обращает на себя никакого внимания, где-то появляясь или откуда-то исчезая. Разумеется, я оказалась не права. Когда появился подтянутый мужчина в рубашке без пиджака и прямо посмотрел на меня, я поднялась к нему навстречу.
– Вы, должно быть, мистер Дауни, – сказала я.
– А вы – доктор Скарпетта. – Он пожал мою руку. – Зовите меня Майнор, если вы не против.
Ему на вид казалось не больше сорока, и он был по-своему довольно привлекательным – в очках без оправы, с аккуратно подстриженными каштановыми волосами и в коричнево-синем полосатом галстуке. Он сразу же располагал к себе, и его высокие интеллектуальные способности не могли остаться незамеченными для того, кто имел тяжкий опыт учебы в аспирантуре, потому как я не вспомнила бы ни одного Джорджтаунского профессора, который, витая в высоких сферах, мог бы так же легко общаться с заурядными людьми.
– Как вас угораздило заниматься перьями? – поинтересовалась я, когда мы садились в лифт.
– У меня есть знакомая – орнитолог в Музее естествознания, – ответил он. – Когда к ней стали обращаться за помощью из различных авиационных ведомств по поводу столкновений с птицами, меня это заинтересовало. Понимаете, птицы попадают в двигатели самолетов, и когда на земле изучаешь причины аварии, находишь множество кусочков перьев, и необходимо узнать, что это была за птица. Все, что затягивается внутрь, сильно измельчается. Из-за чайки, например, может произойти авария бомбардировщика Б-1, залетевшая птица может вывести из строя двигатель самолета, на борту которого множество людей. Или вот, к примеру, гагара как-то, пробив лобовое стекло реактивного самолета, снесла голову летчику. Отчасти я занимаюсь этим. Мы испытываем турбины, бросая в них кур. Смотрим, сколько кур выдержит самолет – одну, две?
Но птицы фигурируют где угодно. Голубиные перья на подошвах ботинок подозреваемого – был он там, где нашли тело, или нет? Потом, например, один тип во время ограбления украл желтую амазонку, и мы находим на заднем сиденье его машины мелкие частички, которые, как выясняется, принадлежат желтой амазонке. Или пушинка, обнаруженная на теле изнасилованной и затем убитой женщины. Ее нашли в корпусе стереоколонки «панасоника» в мусорном контейнере. Пушинка показалась мне похожей на маленькое утиное перышко, какими было набито стеганое одеяло на постели подозреваемого. Обвинение было построено на перышке и двух волосках.
На третьем этаже располагались многочисленные лаборатории, где специалисты занимались изучением взрывчатых веществ, кусочков краски, цветочной пыльцы, инструментов и прочей всякой всячины, либо использовавшейся во время преступления, либо найденной на его месте. Газохроматографические детекторы, микроспектрофотометры и универсальные ЭВМ работали здесь денно и нощно. Я проследовала за Дауни по белым коридорам мимо лабораторий ДНК в помещение, где он работал. Его офис, который одновременно служил и лабораторией, был обставлен темно-коричневой мебелью, состоявшей из книжных шкафов и рабочих столов с микроскопами. Стены и ковер на полу были бежевого цвета, а прикрепленные к доске для информации цветные рисунки являлись свидетельством того, что этот добившийся международного признания эксперт был отцом.
Раскрыв коричневый конверт, я вытащила из него три маленьких прозрачных пластиковых пакетика. В двух были перышки, найденные после убийства Дженнифер Дейтон и Сьюзан Стори, в третьем – стеклышко с клейким веществом с запястий Эдди Хита.
– Вот это, кажется, самое лучшее, – сказала я, показывая на перо, снятое мною с халата Дженнифер Дейтон.
Он вытащил его из пакетика и посмотрел.
– Это пух, перышко с грудки или со спинки. Оно довольно пушистое. Хорошо. Чем больше волосинок, тем лучше.
При помощи пинцета он отсоединил несколько веточек, или «бородок», от стержня и, усевшись перед микроскопом, положил их на тонкий слой ксилола, который предварительно нанес на предметное стеклышко. Это для того чтобы убрать мелкие частички или смыть их, и, когда процедура была окончена, он дотронулся уголком промокашки до стеклышка, чтобы впитать ксилол. Затем он поместил стеклышко под микроскоп, подключенный к видеокамере.
– Начну с того, что перья всех птиц имеют в основном одинаковое строение, – сказал он. – Здесь у нас центральный стержень, бородки, которые в свою очередь переходят в крючочки, и еще у нас здесь расширенное основание, над которым находится верхний рубчик. Бородки – это волоски, благодаря которым перо выглядит пушистым, и при увеличении они похожи на мини-перышки, отходящие от стержня. – Он включил монитор. – Вот бородка.