Однако ни объем, ни тип исследуемой бумаги сделать такой вывод не позволяли. В нашем распоряжении оказалось несколько обгорелых фрагментов размером не больше десятицентовой монеты, непригодных для изучения с помощью оснащенного инфракрасным фильтром видеокомпаратора. Не приходилось рассчитывать ни на технические средства, ни на химические тесты, поскольку сохранившиеся кусочки представляли собой всего лишь свернувшиеся комочки пепла, настолько ломкие, что мы не рискнули достать их из принесенной Марино картонной коробки. Чтобы не допустить даже малейшего движения воздуха, все двери в лаборатории были закрыты, все вентиляторы выключены.
Работа сводилась к кропотливому поиску разрозненных обрывков, извлечению их с помощью пинцета из коробки и к попыткам разобрать написанное слово за словом. Пока мы установили лишь то, что мисс Харпер сожгла неустановленное количество листов тряпичной бумаги с неким текстом, отпечатанным на машинке с использованием угольной красящей ленты. Бумага, изготовленная из древесной массы, при сжигании чернеет, в то время как бумага из хлопка отличается невероятной чистотой, и ее пепел похож на те самые невесомые белые завитки, которые и были найдены в камине мисс Харпер. Несгоревшие фрагменты позволили определить ее тип. И, наконец, наш последний вывод основывался на том, что уголь не горит. Некоторые слова были представлены полностью и четко выделялись на белом фоне тонких пепельных фрагментов. От большинства же осталось лишь по нескольку букв, так что восстановить целое оказалось не легче, чем докопаться до смысла предсказаний, изложенных на тех крохотных записочках, что хранятся в серединке китайского печенья.
— «Парв», — медленно, по буквам прочитал Уилл. Лицо его осунулось, глаза за толстыми стеклами старомодных очков в черной пластмассовой оправе покраснели, но ему еще удавалось сохранять терпение.
Я добавила часть слова к списку, занимавшему в блокноте не более половины страницы.
— Парв… парв… парвовирус. — Уилл пожал плечами. — Больше ничего на ум не приходит.
— Парв… — повторила я. — Парв… парвеню?
— Парвеню? — хмуро повторил Марино. — Это еще что за хрень?
— Честолюбец, карьерист, — объяснила я.
— Чушь какая-то, — пробормотал Уилл. — Я такими словами не пользуюсь.
— Ими вообще мало кто пользуется, — согласилась я. От постоянного напряжения разболелась голова, а пузырек с аврилом, к несчастью, остался в сумочке у меня в кабинете.
— Слова, слова, слова, — запыхтел Марино. — Никогда в жизни не видел такую чертову прорву слов. А половину их ни разу и не слышал, о чем ничуть не жалею.
Он сидел на стуле, положив ноги на стол, и держал перед собой листок с копией того, что Уилл разобрал на ленте, снятой с печатной машинки Кэри Харпера. Лента была не угольная, а следовательно, листы, сожженные мисс Харпер в камине, вышли не из машинки ее брата. Похоже, романист предпринял еще одну попытку сочинить вторую книгу, но работал неравномерно, наскоками. Большая часть того, что читал Марино, могла показаться бессмыслицей. Я просмотрела текст раньше и сделала для себя вывод, что Харпер, вероятно, искал вдохновение в бутылке.
— Интересно, можно ли загнать кому-то такое дерьмо? — пробормотал лейтенант.
Уилл извлек из пепла очередной фрагмент.
— Стоит какой-то знаменитости отдать концы, — продолжал Марино, — как тут же появляются желающие продать пару страничек. Чаще всего это мусор, который бедняга и показывать-то никому не собирался.
— Ага. Соберут по строчке и издадут как творческое завещание. А назовут, например, так: «Крошки со стола литературного банкета».
— Что?
— Не важно. Здесь больше десяти страниц не наберется, — рассеянно заметила я. — Книгу из этого не составишь.
— Да. Напечатают в «Эсквайре» или, может, в «Плейбое». Наверное, пару баксов срубить можно, — сказал Марино.
— Это слово определенно обозначает имя собственное: фамилию, название компании, места или чего-то еще, — размышлял Уилл. — «Ко» написано с заглавной буквы.
— Интересно. Очень интересно.
Марино поднялся со стула.
— Осторожнее. Не дышите, — предупредил Уилл, ловко, словно скальпелем, орудуя пинцетом с зажатой между зубчиками белой пушинкой, на которой выделялись черные буквы «бор Ко».
— Компания, колледж, комитет, — перечисляла я. Адреналин взбодрил кровь, усталость отступила.
— Да, но что тогда означает «бор»? — спросил Марино.
— Энн-Арбор? — предложил Уилл.
— Может быть, какой-то округ в Вирджинии?
Как мы ни старались, вспомнить округ, название которого заканчивалось бы на «бор», так и не смогли.
— Ладно, — махнул рукой Марино, — а как в сочетании с «Ко»?
— Что-то вроде «Харбор компани»?
Я сняла с полки телефонный справочник. Предприятий со словом «Харбор» оказалось пять: «Харбор Ист», «Харбор Саут», «Харбор Виллидж», «Харбор Импортс» и «Харбор Сквер».
— Похоже, не там ищем, — подытожил Марино.
Расширение зоны поиска результатов не дало: справочная не предложила ничего нового, в районе Уильямсберга подходящих названий тоже не нашлось. Единственный улов — жилой комплекс.
Я позвонила детективу Потиту в уильямсбергскую полицию, но и ему на ум пришел только тот же самый набор.
— Может, не стоит и цепляться? — с затаенной надеждой спросил Марино.
Уилл склонился над коробкой.
Марино заглянул в мой список.
Чаще всего в нем встречались слова «ты», «я», «мое». Другие полные слова представляли собой обязательный связующий элемент распространенных речевых конструкций: «и», «да», «тот», «этот», «который» и артикли. Было и несколько более специфических слов: «город», «дом», «знаю», «пожалуйста», «работа», «думаю», «скучаю» и «боюсь». Что касается неполных слов, то об их роли в прежней жизни оставалось только догадываться. Пожалуй, чаще других встречалось «ужасн», «ужас» и «ужа». Нюансы, конечно, были утеряны безвозвратно. Что имел в виду автор? Вариантов набиралось несколько. «Это так ужасно». «Я ужасно расстроен». «Ужасно по тебе скучаю». «Ужасно мило с вашей стороны».
Еще мы нашли несколько останков имени «Стерлинг» и примерно столько же «Кэри».
— Нисколько не сомневаюсь, что мисс Харпер сожгла личные письма. На это указывают и использованные слова, и тип бумаги.
Уилл согласился.
— Ты не помнишь, в доме Берилл Мэдисон нашли почтовую бумагу? — спросила я лейтенанта.
— Только бумагу для компьютера и для пишущей машинки. Больше ничего. Тряпичной, о которой ты мне все уши прожужжала, не было.
— В ее принтере красящая лента, — напомнил Уилл, цепляя на крючок очередную добычу. — Наверное, то же самое.
Я посмотрела — еще одна заглавная «К».