Без срока давности - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бобренев cтр.№ 102

Таковы были правила игры. А их устанавливала система, не позволявшая даже Генеральному прокурору СССР отстоять собственную позицию (если таковая у него на сей счет вообще существовала) и завершить, поставить окончательную точку в развенчании сталинского культа, добиться поименного восстановления честного имени каждого безвинно загубленного человека. Это сумеют сделать только его преемники.

Вечером 18 августа руководитель следственной части по особо важным делам МВД СССР подполковник Козырев слушал очередной доклад уже знакомого нам следователя — майора Молчанова. Тот явился с проектом постановления о передаче уголовного дела Могилевского в Прокуратуру СССР, занимавшуюся расследованием дела Берии. В документе говорилось: «Могилевский Григорий Моисеевич был арестован бывшим МГБ СССР 13 декабря 1951 года. 14 февраля 1953 года Могилевский за злоупотребление служебным положением и незаконное хранение сильнодействующих ядовитых веществ Особым совещанием при МГБ СССР был осужден на десять лет тюремного заключения.

Совершенные Могилевским преступления подпадают под действие пункта 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года „Об амнистии“, и Могилевский подлежал освобождению из тюрьмы.

Однако в июле 1953 года в связи с разбором поданной жалобы о пересмотре его дела вскрылись новые обстоятельства, из которых видно, что им в 1938 году по указанию Берии была создана совершенно секретная научно-исследовательская лаборатория, которая занималась изготовлением различных отравляющих веществ. Кроме того, по заданию Берии Могилевский до конца 1949 года занимался разработкой вопросов отравления пылеобразными соединениями через вдыхаемый воздух».

Козырев утвердил документ и тут же направился с ним к своему начальнику — широко известному в тридцатые — пятидесятые годы полковнику Хвату. Кстати, появление этой фигуры свидетельствует о том, что после смерти Сталина Лаврентий Берия действительно не терял времени зря и действовал весьма энергично. Ему удалось собрать под эгидой МВД СССР, руководство которым он взял в свои руки, все важнейшие структуры расформированного МГБ. Стремясь укрепить позиции, Берия начал спешно окружать себя доверенными людьми, к числу которых, безусловно, относился и Хват. Вне сомнений и перевод Могилевского из Владимирской тюрьмы в Москву был осуществлен с той же целью: во главе секретной лаборатории, которую намечалось воссоздать, требовался проверенный и энергичный человек, который при необходимости и сам мог бы участвовать в самых деликатных операциях той борьбы за власть, которую начинал разворачивать Берия уже против своих соратников.

Но Берию опередили. И вот уже преданнейший ему Александр Григорьевич Хват, служивший столько лет, казалось бы, верой и правдой, вынужден был вколачивать гвозди в крышку гроба своего сиятельного начальника. А куда деваться, если над самим Хватом сгущались тучи и его судьба висела буквально на волоске.

А ведь этот был тот самый Хват, который в конце тридцатых годов вышибал из высокопоставленных арестантов показания с признаниями в совершении никогда не совершавшихся преступлений и делал из этих людей «врагов народа». Среди «блестящих» дел Хвата было и разоблачение Николая Ивановича Вавилова, величайшего ученого и генетика двадцатого века. Хват допрашивал его сутками, заставляя великого биолога все время стоять на ногах, избивал его, глумился, шантажировал, добиваясь «чистосердечного раскаяния» в шпионаже против СССР. И большая часть клиентов Хвата становилась потом «птичками» — материалом для проведения экспериментов с ядами в спецлаборатории Могилевского, так как содержались его «подопечные» до осуждения и в ожидании приведения приговора в исполнение в заведениях, которыми ведал комендант НКВД Блохин.

К слову сказать, постановление о передаче в прокуратуру дела Могилевского было одним из последних документов, к которым имел отношение Хват. Дни его пребывания в МВД были сочтены. Против него возбудили уголовное дело. От заслуженной кары Хвата, этого истязателя десятков невинных людей, все же спасли. Прокуратура сослалась на истечение срока давности со времени последнего уголовного дела, расследованного им лично.

Ну а Григорием Моисеевичем занялись иные спецы. То были не какие-то там «хваты» из НКВД без элементарной юридической грамотности, сводившие все следствие к домогательствам от арестованных самооговора с использованием примитивного мордобоя и прочих пыток. Могилевский оказался в руках настоящих профессионалов, хорошо знавших свое дело. Их меньше всего волновало, для чего Григорий Моисеевич воровал из лаборатории яды. Он сразу ощутил, что на сей раз интрига закручивалась явно серьезная и выступать ему предстоит совершенно в новом качестве, а вовсе не в том, для которого его везли в Москву. Вызывали одни — перехватили другие.

Не прошло и десятка дней после передачи дела в прокуратуру, как Могилевского вызвали на допрос. К глубокому сожалению заключенного, следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР Цареградский спрашивать его о прошлых заслугах не стал. Они его совершенно не интересовали. Зато попросил внести ясность в сведения о некоторых делах бывших начальников допрашиваемого, предусмотрительно поставив его в известность об арестах их всех, от Берии до Судоплатова и Эйтингона.

Григорию Моисеевичу был сделан недвусмысленный намек на то, что в случае надлежащего поведения, активной помощи в раскрытии преступлений Берии и его компании обличитель может рассчитывать на снисхождение. Прием, известный с древнейших времен, всегда поощрявшийся властями. Для Могилевского стало ясно, что те, на чью помощь он надеялся и кому адресовал свои письма из тюрьмы, сами оказались в его положении. А раз так, то надо дипломатично менять ориентацию.

— Назовите инициаторов уничтожения людей в возглавлявшейся вами лаборатории и старших руководителей ее деятельности, — требовательно начал Цареградский.

— Я подтверждаю все указанное мной в последнем заявлении, — заученно отрапортовал Могилевский. Григорий Моисеевич уже полностью переориентировался на совершенно иной способ защиты. Ему гораздо удобнее стало представляться исполнительным подчиненным, орудием в руках самых могущественных заправил карательного ведомства. — Лаборатория была создана по указанию бывшего наркома Берии. Он, а также его заместитель Меркулов ставили мне конкретные задачи по проведению испытаний ядов на людях.

— Кого уничтожали в вашей лаборатории? — потребовал уточнить следователь.

— Кто были эти лица, я назвать не могу, так как мне тоже их не называли, а лишь разъясняли, что это враги, подлежащие уничтожению. Задания об этом я получал от Берии, Меркулова и Судоплатова. Это относится к периоду начиная с тридцать восьмого до пятидесятого года. В период пребывания министром госбезопасности Абакумова мне давались эти задания через Судоплатова.

— Уточните, каким образом.

— Когда мне давались задания умертвить того или иного человека, они обсуждались у Берии, либо у Меркулова, либо у Судоплатова, но во всех случаях с участием Судоплатова, иногда с участием начальника отдела Филимонова Михаила Петровича и Эйтингона, ставились только вопросы, где организовать умертвление, каким ядом, когда. Мне никогда не говорилось, за что то или иное лицо должно быть умерщвлено, и даже не называлось фамилий. После полученного задания Судоплатов, или Эйтингон, или Филимонов организовывали мне встречи на конспиративных квартирах с лицом, подлежащим умерщвлению. И там во время еды Или выпивки мною то ли в напитки, то ли в пищу вмешивались яды. Иногда лицо, подлежащее умерщвлению, одурманивалось и посредством инъекции яда умерщвлялось.