— Не скажет, — опередила ответ Мистле, зловеще усмехаясь. — Не скажет, потому что знает, что такое Крысы. Его гильдия тоже в курсе.
Мэтр Альмавера закончил татуировку. Цири с гордой миной поблагодарила, оделась и подсела к компании. Прыснула, чувствуя на себе странный, изучающий и как бы насмешливый взгляд Хотспорна. Зыркнула на него злым глазом, демонстративно прижимаясь к плечу Мистле. Она уже успела убедиться, что такие фокусы конфузят и эффективно охлаждают мужчин, у которых в голове поют амуры. В случае Хотспорна она действовала немного как бы «на вырост», с опережением, потому что квазикупец в этом отношении не был настырным.
Хотспорн был для Цири загадкой. Она видела его раньше всего один раз, остальное ей рассказала Мистле. Хотспорн и Гиселер, пояснила она, знают друг друга и дружат давно, есть у них условные сигналы, пароли и места встреч. Во время таких встреч Хотспорн передает информацию — и тогда они едут на указанный тракт и нападают на указанного купца, конвой либо обоз. Иногда убивают указанного человека. Всегда обговаривается определенный знак — на купцов с таким знаком на телегах нападать нельзя.
Вначале Цири была удивлена и слегка разочарована — она души в Гиселере не чаяла, Крыс считала образцом свободы и независимости, сама полюбила эту свободу, это презрение ко всем и всему. Но тут неожиданно пришлось выполнять работу на заказ. Как наемным убийцам, кто–то приказывал им, кого бить. Мало того — кто–то кого–то заказывал убивать, а они слушались, опустив глаза.
— Дело за дело, — пожала плечами Мистле, — Хотспорн отдает нам приказы, но и поставляет информацию, благодаря которой мы выживаем. У свободы и презрения — свои пределы. В конце концов всегда один является орудием другого. Такова жизнь, соколица.
Цири была разочарована и удивлена, но это быстро прошло. Она училась. В частности, тому, чтобы не удивляться сверх меры и не ждать слишком многого, ибо в таких случаях разочарование бывает не столь убийственным.
— У меня, дорогие Крысы, — тем временем продолжал Хотспорн, — есть и ремедиум от всех ваших забот. От нисаров, баронов, префектов, даже от Бонарта. Да, да. Потому что, хоть он и затягивает на ваших шеях аркан, я располагаю методами, которые позволят вам из петли выскользнуть.
Искра прыснула. Рееф захохотал. Но Гиселер остановил их жестом: позволил Хотспорну продолжать.
— В народе идет слух, — сказал, чуть переждав, купец, — что вот–вот будет объявлена амнистия. Если даже кого–то ждет кара за неявку, да что там, даже если кого–то ждет веревка, он будет помилован, если, конечно, явится с повинной. К вам это относится в полной мере.
— Херню порешь! — крикнул Кайлей, пуская слезу из–за слишком большой дозы фисштеха, попавшего в нос. — Нильфгаардские штучки, фортели! Нас, старых воробьев, на такой мякине не проведешь!
— Погодь, Кайлей, — сдержал его Гиселер. — Не горячись. Хотспорн, насколько мы его знаем, не привык трепаться зазря и чепуху молоть. Он привык знать, что и почему болтают. А значит, знает сам и нам скажет, откуда взялась столь неожиданная нильфгаардская милость.
— Император Эмгыр, — спокойно сказал Хотспорн, — женится. Вскоре у нас в Нильфгаарде будет императрица. Потому и собираются объявить амнистию. Император, говорят, безмерно счастлив, ну, вот и другим отщипнуть желает толику этой безмерности.
— В заднице у меня императорская безмерность, — торжественно провозгласила Мистле. — А амнистией я позволю себе не воспользоваться, потому как эта нильфгаардская милость что–то мне свежим запахом щепок отдает. Вроде бы кол заостряют, ха–ха!
— Сомневаюсь, — пожал плечами Хотспорн, — чтобы это был обман. Тут вопрос политики. И большой. Большей, нежели вы, Крысы, или все здешнее разбойство, вместе взятое. В политике тут дело.
— Это в какой же такой политике? — насупился Гиселер. — Я, к примеру, ни черта не понял.
— Марьяж Эмгыра — дело политическое, и при помощи этого марьяжа могут быть решены многие политические проблемы. Император заключает персональную унию, чтобы еще сильнее сплотить империю, положить конец пограничным стычкам и распрям, обеспечить мир. Знаете, на ком он женится? На Цирилле, наследнице престола Цинтры!
— Ложь! — рявкнула Цири. — Треп! Вранье!
— На основании чего мазель Фалька осмеливается обвинять меня во лжи? — поднял на нее глаза Хотспорн. — А может, упомянутая мазель лучше проинформирована?
— Еще как лучше–то! Наверняка!
— Потише, Фалька, — поморщился Гиселер. — Когда тебя на столе в гузку кололи, так ты тихонько лежала, а теперь хорохоришься. Что еще за Цинтра такая, Хотспорн? Какая еще такая Цирилла? Почему все это навроде бы так уж важно?
— Цинтра, — вмешался Рееф, отсыпая на палец порошок, — это маленькое государствишко на севере, за которое империя воевала с тамошними хозяевами. Три или четыре года тому прошло.
— Верно, — подтвердил Хотспорн. — Имперские войска захватили Цинтру и даже перешли через Ярру, но потом вынуждены были ретироваться.
— Потому что получили трепку под Содденским Холмом, — буркнула Цири. — Ретировались так, что чуть было портки не растеряли. Драпали, вот что.
— Мазель Фалька, как я вижу, знакома с новейшей историей. Похвально, похвально. В столь юном возрасте. Дозволено мне будет спросить, где мазель Фалька ходила в школу?
— Не дозволено!
— Хватит! — снова напомнил Гиселер. — Давай о Цинтре, Хотспорн, и об амнистии.
— Император Эмгыр, — сказал купец, — решил создать из Цинтры плющевое государство…
— Сплющенное? Это что еще за штука?
— Не сплющенное, а плющевое, несамостоятельное. Как плющ, который не может существовать без могучего ствола, вокруг которого обвивается. А стволом этим, разумеется, будет Нильфгаард. Такие государства уже имеются. Возьмем, к примеру, Метинну, Мехт, Туссент… Там правят местные династии. Как бы правят, разумеется.
— Это называется органическая автономия, — похвалился Рееф. — Я слышал.
— Однако проблема Цинтры оказалась сложнее. Тамошняя королевская линия угасла…
— Угасла?! — Из глаз Цири, казалось, вот–вот сыпанутся зеленые искры. — Хорошо же она угасла! Нильфгаардцы прикончили королеву Калантэ! Пришили самым обычным манером! Это ты называешь «угасла»?
— Признаю, — Хотспорн жестом сдержал Гиселера, собиравшегося снова отчитать Цири за вмешательство, — что мазель Фалька явно поражает нас своими обширными не по возрасту познаниями. Королева Калантэ действительно погибла во время войны. Погибла, как считалось, и ее внучка Цирилла, последнее звено в королевской линии. Получалось, что Эмгыру не из чего было слепить эту, как мудро заметил милсдарь Рееф, органическую автономию, в смысле, конечно, ее ограниченной автономности. Но тут неожиданно, как бы ни с того ни с сего, отыскалась вышеименованная Цирилла.
— Сказочки, понимаешь, какие–то, — фыркнула Искра, опираясь о плечо Гиселера.