Роковая награда - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Пресняков cтр.№ 54

– А что они хотят, бунтовщики-то?

– Желают переворот устроить. С ними-де сила: эмиграция, чины из советских, что недовольны режимом, военные…

– Эка-а!.. Да, впрочем, пустое, – махнул рукой Судочкин. – Эмиграция – болтуны, власть крепка, а недовольных всегда хватало. Не верю я, что сила с ними большая.

– И я не верю, – согласился Решетилов.

– А и была бы большая, наше дело – сторона. Мы – трудовые пчелы, нам что ни поп, тот и батька, лишь бы работать давал.

Решетилов кивнул.

– То-то! – резюмировал Судочкин и принялся за второе блюдо.

* * *

Первыми рабочий день заканчивали фабричные и заводские пролетарии.

Когда-то молодая Советская власть выгнала прежних хозяев – «эксплуататоров» – из их домов, объявив жилищам враждебных классов войну, а рабочим лачугам гарантировав вечный мир.

На деле дворцы не разрушали – военные действия большевиков привели к смене хозяев особняков и квартир. С пролетарской прямотой и размахом барскую собственность расчленяли на обособленные комнаты и превращали в пресловутые коммуналки. Так шла война с дворцами, превращаемыми в хижины, в которых и устанавливался обещанный мир.

Думается, большевики лукавили, понимая под «миром» не мирное и спокойное существование, а проживание общиной, выражаясь по-крестьянски, «миром». Этим «миром» и стали коммунальные квартиры.

Соседи по коммуналке привыкали к сообществу, роднились душами и, несмотря на частые размолвки и скандалы, жить друг без друга не могли. Если отец семейства пропивал зарплату и маячил призрак голодухи, соседи выручали – давали в долг натурой и деньгами. Случись любезному соседу быть званым на знатную гулянку – гардеробы предоставляла вся квартира. Кто-то давал пиджак, у кого-то занималась шляпа. Сборы «выходившего в свет» сопровождались рассказом истории заимствованной вещи и обязательным напутствием: «Пинжак этот был куплен аж в 1905 годе, на ярмарке. В нем самом я и с Дуняшкой моей повстречался. Так ты, друг ситный, уж выпей там за нас, не посрами квартеру!»

Иногда выходило так, что вещь шла к лицу, да не совсем была впору. Однако проблема в большинстве случаев решалась: «Не лезут сапоги-то? Али жмут? Вот дьяволы! Ну, не беда. Ты, братец мой, их на ночь сырыми газетами потуже набей, а с утра влажными и натяни. Уж войдут непременно!..»

Простой люд коротал вечера во дворах. Собирались всей коммуналкой, с женами и детьми. Выносили под деревья столы и самовар, пили чай и водку, пели песни, травили байки и обсуждали новости. Более зажиточный сосед выставлял в окно трубу граммофона, иная хозяйка раздабривалась на пироги, посему дворы были наполнены любимыми песнями и вкусными запахами.

Некоторые шли скоротать вечерок в трактир или чайную. Оттуда бедный человек, налившись водкой, прогорланив «во всю улицу» песню и поплакавшись в грязный передник дворника, обычно к полуночи отправлялся на покой.

* * *

Как только учреждения заканчивали свой трудовой день, улицы заполняли пестрые толпы совслужащих. Начиналась беготня по магазинам и вечерние развлечения: посещения питейных заведений, танцзалов и кинематографа.

Беготня по магазинам уже начинала становиться национальным развлечением, достигшим логического апогея лет через пятьдесят. Дефицита как такового уже не было, зато существовал дефицит дешевизны. Большевистское правительство, скрепя сердце мирившееся с частной инициативой, садистски регулировало рынок путем снижения цен в госсекторе. Таких магазинов было немного, но товары в них стоили в два раза дешевле, нежели у нэпмана. Работали государственные магазины в убыток, но этим «выстрелом» убивались сразу два зайца: проведение чуткой социальной политики и притеснение советской буржуазии. В лавках «Сорабкопа», «Винторга», «Главшерсти» всегда были толчея и очереди, в конце рабочего дня превращавшиеся в давку и ажиотаж.

Не успев отстоять две очереди – в кассу и к прилавку, – покупатель начинал сосредоточенно прислушиваться к разговорам:

– А в «Госгалантерее» мыло дают!

– Много народу?

– Много – не то слово, – убийство! А я все ж пробился.

«Ага, – прикидывал слушатель, – не поздно еще добежать до „галантерейного“, может статься, успею схватить!»

Удачливые ловкачи, успевшие за один день обежать пяток магазинов, отстоять десяток очередей и купить дешевых товаров, вечерами рассказывали соседям о перипетиях борьбы на торговом фронте, со вздохом поминая далекие времена и ту тихую благостную жизнь, которую безвозвратно потеряли.

Около шести вечера Андрей и Полина встретились у театра. Они выглядели так, словно не виделись вечность.

Полина предложила прогуляться.

Рябинин принялся рассказывать о «Встрече муз», подтрунивая над поэтами.

– Я слышала о них от своей подруги, Наташи Решетиловой, – смеялась Полина. – Она бывала в пресловутых «Музах»… А ты заинтриговал меня своим другом Меннером.

– Меллером, – поправил Андрей. – Он действительно чудо! Мы с тобой приглашены завтра на просмотр его гениальной фильмы.

– «Мы»? – удивилась Полина.

– Полиночка, прости. Я хотел сказать, что пригласили меня, а я, в свою очередь, прошу тебя меня сопровождать, – смутился Андрей.

– Смешной ты, когда краснеешь, – улыбнулась Полина. – Мне жуть как нравятся естественные эмоции. Ладно, так тому и быть, разрешаю тебе говорить «мы» и с удовольствием пойду на представление картины. Кстати, кто сказал, что она гениальная?

– Да у Меллера не может быть ничего не гениального! – расхохотался Андрей. – Видела бы ты его уши – даже они гениальные!

– Ха! Любопытно: человек с гениальными ушами, да к тому же снимающий гениальные фильмы. Занятно!

– Увидишь. Лично я не сомневаюсь, что в картине Меллера найдется место всему – и смешному, и трагическому. А сама картина будет по-детски талантлива, – заверил Андрей.

– Где состоится премьера?

– В «Доме художеств», в семь.

– Там и увидимся, за десять минут до начала…

Я съезжу на дачу, навещу маму.

– Как здоровье Анастасии Леонидовны? – посерьезнев, справился Рябинин.

– Кризис миновал, – вздохнула Полина и, помолчав минуту, сменила тему. – А знаешь, у нас в школе скандал!

Андрей поднял брови.

– Не шучу. Вчера был футбол, матч на первенство школы. Надо заметить, у нас имеются две сильные команды, лучшие в городе. Эти команды составлены не по возрастному или иному признаку, а по организационной принадлежности. Дело вот в чем: в школе две детские организации – пионерская и скаутская. Если первая существует на законных основаниях, то вторая – лишь по старой привычке. Движение скаутов пришло к нам с Запада и было официально запрещено в 1917 году. Тем не менее те, кто состоял в скаутах еще до революции, а также их младшие братья, продолжают дружить и пытаются возродить свой союз. Они военизированы, дисциплинированны. Организация как бы готовит к службе в армии: ходят в походы, занимаются спортом. Пионеры внешне такие же. Честно говоря, они – плагиат скаутов, даже атрибуты одинаковые – галстуки, флажки звеньевых, барабаны. Отличие в одном – в идеологии. Скауты безыдейны, а учитывая западное происхождение – буржуазны по сути. Пионеры же – юные коммунары, их организация объединяет пролетарских, сознательных детей. В скаутах состоят дети интеллигенции и «бывших». Так вот, вчера команда скаутов играла с пионерами за первое место. Победа была за скаутами, но пионеры заупрямились и устроили драку прямо на поле. Разнимали драчунов все присутствующие учителя и родители. Я тоже участвовала, хотя было жутко стыдно и неприятно.