Он перехватил внимательный взгляд, которым обменялся один из
них с Мельником. Вслух при этом не было произнесено ни слова. Человек в ватнике
вскользь осмотрел Артема и вернулся к своему неторопливому и неслышному
разговору.
Еще несколько минут медленно протекли в молчании. Артем
попытался было снова заговорить с Мельником о станции, на которой они
находились, но тот отвечал нехотя и односложно.
Потом человек в ватнике встал со своего места, подошел к их
столу, и, наклонившись к Мельнику, пробормотал: — Что с Киевской-то делать
будем? Назревает… — Ладно, Артем, иди отдохни пока. Третья палатка отсюда — для
гостей. Постель уже застелена, я распорядился. Я посижу пока, мне поговорить
надо, — сказал сталкер.
Со знакомым неприятным чувством, что его только что
отослали, чтобы он не подслушивал взрослых разговоров, Артем послушно встал и
поплелся к выходу. По крайней мере, он мог самостоятельно исследовать станцию,
утешил он себя.
Сейчас, когда у него была возможность внимательнее
присмотреться, Артем обнаружил еще несколько маленьких странностей. Зал был
идеально расчищен, и разнообразный хлам, которым неизбежно было завалено
большинство жилых станций в метро, здесь полностью отсутствовал. Да Смоленская
больше и не производила впечатление жилой станции. Она вдруг напомнила ему
картинку из школьного учебника по истории, на которой был изображен военный
лагерь римских легионеров. Правильно, симметрично организованное,
просматривающееся во всех направлениях пространство, ничего лишнего,
расставленные повсюду караулы, укрепленные входы и выходы…
Долго разгуливать по станции у него не получилось.
Наткнувшись на откровенно подозрительные взгляды ее обитателей, Артем уже через
несколько минут понял, что за ним следят, и предпочел ретироваться в палатку
для гостей. Там его действительно ждала застеленная раскладушка, а в углу стоял
полиэтиленовый пакет с его именем. Опустившись на взвизгнувшую пружинами койку,
Артем раскрыл его. Внутри лежали его личные вещи, оставленные в рюкзаке.
Покопавшись секунду, он достал из пакета принесенную с поверхности детскую
книжку. Интересно, проверяли ли они его маленькое сокровище счетчиком Гейгера?
Он наверняка нервно защелкал бы вблизи книги, но Артем предпочитал об этом не
думать. Он перелистнул пару страниц, разглядывая чуть выцветшие картинки на
пожелтевшей бумаге и оттягивая тот момент, когда между очередными листами он
найдет свою фотографию.
Свою фотографию?
Что бы ни случилось теперь и с ним, и с ВДНХ, да со всем
метро, вначале он должен вернуться на свою станцию, чтобы спросить у Сухого:
кто на ней. Она это, или не она. Артем прижался к снимку губами, потом снова
заложил его между страницами и спрятал книгу обратно в рюкзак. На секунду ему
показалось, что в его жизни что-то медленно становится на свое место. А еще
через мгновение он уже спал.
Когда Артем открыл глаза и вышел из палатки на станцию, он
даже не сразу сообразил, где очутился — настолько она изменилась. Целых жилищ
на ней оставалось меньше десятка, остальные были сломаны или сожжены. Стены
были покрыты копотью и исклеваны пулями, штукатурка с потолка осыпалась и
большими кусками лежала на полу. По краям платформы текли зловещие черные
ручейки, предвестники грядущего затопления. В зале почти никого не было, только
рядом с одной из палаток на полу возилась с игрушками маленькая девочка. С
другого края, где уходила наверх лестница нового выхода со станции, доносились
приглушенные крики, и стены изредка озарялись пламенем. Кроме него мрак в зале
разгоняли только две уцелевшие лампы аварийного освещения.
Автомат, который он вроде бы оставлял у изголовья
раскладушки, куда-то исчез. Тщетно обыскав всю палатку, Артем смирился с тем,
что ему придется идти безоружным.
Что же здесь произошло? Он хотел было расспросить игравшую
девочку, но та, увидев подошедшего Артема, отчаянно разревелась, так что
добиться от нее хоть чего-то было невозможно.
Оставив захлебывающуюся в рыданиях малышку за спиной, Артем
осторожно прошел через арку и выглянул на пути. Первой вещью, которая приковала
к себе его взгляд, были три привинченные к мраморной облицовке бронзовые буквы:
«В…НХ». Вместо второй — «Д», которой не хватало для родного четырехбуквенника,
виднелся лишь темный след. Через всю надпись по мрамору шла глубокая трещина.
Надо было проверить, что происходит в туннелях. Если станцию
кто-то захватил, то, прежде чем вернуться назад за подмогой, Артем должен
разведать обстановку, чтобы точно объяснить союзникам с юга, что за опасность
им угрожает.
Сразу после входа в перегон сгущалась такая непроглядная
темнота, что даже собственную руку Артем видел не дальше локтя. В глубине
туннеля что-то издавало странные чавкающие звуки, и идти туда безоружным было
сущим безумием. Когда они ненадолго смолкали, становилось слышно, как по полу
журчит вода, обтекая его кирзовые сапоги и устремляясь назад, к ВДНХ.
Ноги дрожали и отказывались идти вперед. Тревожный голос в
его голове твердил ему, что дальше идти опасно, что риск неоправданно велик, а
в такой темноте ему все равно не удастся ничего разглядеть. Но другая его
часть, не обращая внимания на все разумные доводы, тянула его вглубь, во тьму.
И, сдавшись, он словно заведенный, делал еще один шаг вперед.
Тьма вокруг стала абсолютной, и не видно уже было ровным
счетом ничего, отчего у Артема возникало странное ощущение, что его тело
исчезло. От его прежнего «я» сейчас оставался только слух и всецело
полагающийся на него разум. Он продвигался так еще некоторое время, но звуки,
по направлению к которым он шел, так и не стали ближе. Зато послышались другие.
Шорох шагов, точь-в-точь похожих на те, что он слышал раньше, в такой же
темноте, но только, как Артем ни старался, он не мог понять, где именно и при
каких обстоятельствах это произошло. И с каждым новым шагом, долетающим из
невидимой глубины туннеля, Артем чувствовал, как в сердце ему капля за каплей
просачивается черный холодный ужас. Через несколько мгновений он, не выдержав,
развернулся, и стремглав бросился бежать на станцию, но не разглядев в темноте
шпалы, споткнулся об одну из них и упал, понимая, что ему сейчас ему неминуемо
настанет конец.
Проснулся он весь в поту, и не сразу даже осознал, что во
сне он свалился с раскладушки на пол. Голова была необыкновенно тяжелая, в
висках пульсировала тупая боль, и Артем еще несколько минут провалялся на
брезентовом дне палатки, пока не пришел наконец в себя и не сумел подняться на
ноги.