Ангел тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Калеб Карр cтр.№ 23

Впервые мне стало чутка не по себе; не то чтобы у меня возникли поводы не доверять доктору — просто те два дня, которые мы с ним проболтали, заставили меня здорово задуматься, в частности над тем, смогу ли я что-либо изменить в своей жизни? Сомнения грызли меня все время, пока я собирал по камере скудные свои пожитки и шел потом через старый мрачный двор «Приюта для мальчиков», чтобы сесть к доктору в его экипаж (в тот день он разъезжал в бордовом ландо). Мое смятение никак не ослабло при виде огромных размеров черного мужика, восседавшего на месте кучера; но у него было доброе лицо, и, соступив с подножки, доктор улыбнулся мне и показал на гиганта.

— Стиви, — сказал он мне. — Это Сайрус Монтроуз. Возможно, тебе будет любопытно узнать, что он тоже в свое время находился на полпути в исправительное учреждение, навстречу судьбе гораздо суровее твоей, когда наши пути пересеклись и он стал работать у меня. (Позже я узнал, что в молодости Сайрус убил продажного фараона-ирландца, который чуть ли не до смерти избивал одну цветную шлюху в борделе, где Сайрус работал тапером. Родителей его растерзала толпа ирландцев во время призывных бунтов 63-го года, и на суде доктор убедительно доказал, что это являлось «контекстом» его жизни, и Сайрус просто не мог поступить иначе в той ситуации в борделе — психика не позволяла.)

Я кивнул гиганту, который в знак приветствия коснулся своего котелка и ответил мне теплым взглядом.

— Стал-быть, — сказал я неуверенно, — я… буду работать на вас, так вы решили?

— О да, будешь, — ответил доктор. — Но еще ты будешь учиться. Будешь читать, выучишься математике, постигнешь историю. Помимо всего прочего.

— Да ну? — отозвался я, сглатывая; в конце концов, я в жизни и дня за партой не провел.

— А как же, — ответил доктор, доставая серебряный портсигар, извлекая сигарету и прикуривая. Он заметил, как жадно я слежу за его движениями. — О, а вот с этим, боюсь, придется покончить. Никакого курения, молодой человек. И вот это, — добавил он, делая шаг навстречу и внимательно изучая мое барахло, — больше тебе не понадобится. — Он вытащил мой обрезок трубы из прочих тряпок и отбросил подальше, в чахлую траву.

Выходило, что мне не оставалось ничего, кроме учебы, и этот факт никак не мог смягчить моего раздражения.

— Ладно… так что там насчет работы? — выдавил я в итоге. — Что я буду делать?

— Ты упоминал, — сказал доктор, забираясь обратно в ландо, — что в бытность твою у Сумасшедшего Мясника, когда вам приходилось угонять фургоны, ты обычно ими правил. На то, полагаю, была какая-то особая причина?

Я пожал плечами:

— Лошадей люблю. Да и с экипажами управляюсь вполне себе.

— Ну, тогда поздоровайся с Фредериком и Гвендолин, — ответил доктор, указывая зажженной сигаретой на мерина и кобылу, впряженных в ландо. — И бери вожжи.

Настроение мое сразу подпрыгнуло. Я обошел вокруг ландо, погладил морду холеного черного мерина, провел ладонью по коричневой шее кобылы и ухмыльнулся:

— Серьезно, что ль?

— Идея поработать на меня явно понравилась тебе больше идеи поучиться, — сказал доктор. — Ну так давай посмотрим, как ты управишься с работой. Сайрус, можешь слезть оттуда и помочь мне с моим планом визитов на сегодня. Я тут слегка запутался. Если судить по моим записям, мне следовало быть в суде на Эссекс-стрит еще два часа назад. — И когда чернокожий гигант слез с козел, доктор еще раз глянул на меня. — Ну? У тебя есть работа, не так ли?

Я вновь ухмыльнулся, коротко кивнул, запрыгнул на освободившееся место и хлестнул поводьями лошадиные крупы.

И ни разу, как говорится, не оглянулся назад.

Да, то были славные деньки, пока мы не знали, кто такой Джон Бичем, и Мэри Палмер еще была жива. Славные деньки, в чьем возвращении, как мне стало ясно, у нас появился серьезный повод усомниться. Те люди, что противостояли доктору и его теории контекста (и, как мне кажется, делали это из страха перед его исследованиями жестокого и преступного поведения, заставлявшими доктора совать нос в то, как американцы растят своих детей), возражали его доводам, утверждая, что Соединенные Штаты построены на идее свободы выбора — и ответственности за этот выбор — вне зависимости от обстоятельств прошлого тех, кто этот выбор делает. На уровне законности доктор им не возражал: он просто искал более глубоких научных ответов. И равновесие в этой битве противоречивого алиениста с теми, кого он так нервировал, держалось много лет. Когда же повесился маленький Поли Макферсон, враги доктора получили возможность выйти из этого пата — и ухватились за нее.

Однако судья, председательствовавший на первом слушании дела, был человеком справедливым и доктора сразу не прихлопнул. Вместо этого назначил 60-дневное расследование, о котором я уже упоминал, переведя детей, содержавшихся в Институте, на это время под опеку суда и назначив временным управляющим преподобного Чарльза Бэнкрофта, отставного управляющего сиротским приютом. Самому же доктору запретили показываться в Институте: для человека его темперамента шестьдесят дней — да еще при полном отсутствии уверенности в исходе расследования — могли показаться истинной вечностью. Да и не только его одного касался уход из Института. Сами детишки играли важную роль — ведь не выдержи кто-нибудь из них (а там некоторые ребята были на взводе), доктор наверняка взял бы всю ответственность на себя. Он всегда учил своих подопечных черпать уверенность в том, что как минимум один человек в них верит, и смело полагаться на эту уверенность в будущем. Но смогут ли они воспользоваться ею теперь, когда ставки так высоки, а исход — настолько туманен?..

Едва я свернул на Форсайт-стрит, тишину разорвал грохот выстрела из переулка; Фредерик в ужасе вскинулся, а я вернулся на грешную землю и завертел головой в поисках источника неприятностей. Выстрел донесся со стороны старого доходного дома — сущей преисподней, которую живой человек мог бы назвать «домом». Я спрыгнул с козел, чтобы успокоить Фредерика, похлопал его по могучей шее и скормил пару кусков сахара, которые всегда таскал в кармане, когда был за извозчика. Все это время я не спускал глаз с переулка и вскоре разглядел причину переполоха: безумного вида мужчина, маленький и жилистый, с большими вислыми усами и в фетровой шляпе с широкими обвислыми полями. Он вышел с древней двустволкой в руках, наглее некуда, словно ему было решительно наплевать, кто за ним наблюдает. За его спиной раздался крик, но он даже не обернулся, заявив во всеуслышанье:

— Вот я и позабочусь о твоем, блядь, маленьком хахале! — После чего трусцой добежал до угла Элдридж-стрит, за коим и исчез. Фараонов рядом, понятно, не случилось; они вообще редко показывались в этой части города, а если кто-то и был неподалеку, грохот дробовика, скорее всего, заставил его развернуться и резво почапать в другую сторону.

Я вернулся на козлы, и мы со всей прыти помчались к Институту. Добравшись до номеров 185–187 по Восточному Бродвею — двух зданий красного кирпича с черным кантом по низу, которые доктор купил и переоборудовал под свои нужды бог знает сколько лет назад, — я заметил молодого патрульного, караулившего парадный вход. Соскочив на землю, я вновь потрепал по шее Фредерика, скормил ему еще кусок сахара и направился к фараону, который был, похоже, настолько зеленым, что даже не знал меня.