От/чет - читать онлайн книгу. Автор: Василий Сретенский cтр.№ 31

Князь Трубецкой и его ратники, как известно, своей доли славы и наград недополучили. Предок мой довольствовался причислением к Посольскому приказу, тем более что Смоленская земля ушла под власть короля Сигизмунда. Служил он на мелких должностях, но бывал с посольствами и в Италии, и в Крыму, и Константинополе. Дети его Петр, Никита и Никифор получили назад родовые земли под Смоленском, при возвращении сего града в состав державы Российской. Петр, старший, остался в Москве, продолжив службу, сейчас именуемую дипломатической, а внук его Степан Алексеевич Хвостинин, взятый ко двору в десятилетнем возрасте, был записан в потешный Преображенский полк и в числе многих волонтеров отправлен на учебу в Англию в 1697 году.

Этот самый Степан Хвостинин, выучившийся фортификации и механике, впоследствии служил под командой Миниха и вышел в отставку в чине инженер-майора в 1741 году, сразу после восхождения на престол матушки императрицы Елизаветы Петровны [10] .

В первом браке Бог детей ему не дал. Женившись во второй раз уже в возрасте почтенном на молодой 17-летней девушке из хорошего рода смоленских дворян Буланцевых и взяв в приданое сельцо с двумя деревеньками, по выходе в отставку зажил он хозяином в своих имениях с женой и первенцем-сыном. Вскоре родилась в его семействе дочь Елизавета. Мне же Степан Петрович приходится дедом. Рождение дочери стало для него радостью и одновременно тяжелым горем, ибо бабушка моя Анастасия Кирилловна скончалась родами, не дожив до 25 лет. Горе вдовца, как могли, скрашивали любящий сын и нежная дочь, но в 1758 году, в возрасте 77 лет он сошел в могилу в ожидании встречи с горячо любимой женой. Сыну его Петру в то время исполнилось 20 лет. По ходатайству нашего дальнего родственника, Дмитрия Васильевича Волкова [11] , взят он был в Преображенский полк, где в скором времени выслужил чин сержанта. Дочь Елизавета, осиротевшая в неполные 14 лет, до поры воспитывалась в Смоленске, при Вознесенском девичьем монастыре».

На этом рукопись обрывалась. Машинописный же текст Романыча-Славинского начинался описанием событий, предшествовавших рождению Алексея Петровича Хвостинина и брата его Петра Петровича. Отсылок к каким-либо книгам или документам черновой (как это можно понять из правки карандашом на некоторых страницах) текст не содержал. Но, зная добросовестность историка, можно утверждать, что факты, ставшие ему известными, он передал точно. Первые страницы его рукописи сканер взял хорошо, так что у меня есть возможность привести текст самого Романыча.

[файл АПХ-II]

«1762 год

Петр Степанович Хвостинин заслужил себе в полку славу человека прямого, честного, но недалекого и нравом буйного. Отличаясь любовью к службе, точностью и надежностью в исполнении поручений, он снискал уважение батальонного командира, ходатайствовавшего о присвоении ему чина сержанта уже через год после поступления в полк.

В 1762 году, благоволением начальства и при поддержке Д.В. Волкова, вошедшего в особый Совет при Петре III в качестве „тайного секретаря“ с чином действительного статского советника, Петр Хвостинин был уже гвардии подпоручиком. И в это время проявилась другая сторона его натуры. Не оставляя рвения по службе, он проводил ночи в безумных кутежах и карточной игре. Не было ни одной мало-мальской „истории“, как тогда говорили, где бы он не был замешан хотя бы краем. Четыре дуэли за полгода, правда, ни одна из них не имела смертельного исхода. Проникновение на спор в покои фрейлин через окно третьего этажа, гонки на рысаках по ночному Невскому проспекту и похищение шпаги генерал-губернатора Петербурга во время инспекционного обхода гвардейских казарм — вот лишь малая часть его похождений, совершаемых, как правило, на пару с однополчанином, поручиком князем Сергеем Меньшиковым. В это время он близко сошелся с известными забияками и кутилами братьями Орловыми. Алексей называл его своим задушевным другом, а Григорий регулярно бывал, а то и живал у него и три месяца уговаривал продать английского рысака по кличке Питт, равного которому по стати и скорости бега, как говорили, не было в Петербурге.

Тогда же в Петербург к брату приехала его шестнадцатилетняя сестра. Она одна могла смирять порывы брата. Рядом с ней он становился мягок, нежен и задумчив. Непутевые приятели Степана Хвостинина, заходя к нему, оставляли за порогом армейские шутки, старались громко не смеяться и вести себя delicatement. А ее первое появление на бале у Апраксиных произвело в светском обществе настоящий fureur. Как пишет один из мемуаристов, в ее присутствии „померкли“ первые красавицы двора Екатерины Алексеевны, графини Строганова и Брюс.

Григорий Орлов напрочь забыл про Питта и проводил время с Хвостининым, в надежде лишний раз встретиться с его сестрой. И она подавала ему все более отчетливые знаки внимания. Хотя сам Петр Хвостинин выписал к себе сестру в расчете на выгодную партию с человеком более солидным в отношении возраста и капитала. Но Елизавета Хвостинина обладала характером столь же порывистым, как и ее брат, и притом натурой романтической и страдальческой, готовой всю себя посвятить внезапно вспыхнувшему чувству.

События исторические, вызвавшие потрясения во всей России, не обошли собой и Хвостининых. Братья Орловы состояли в заговоре против императора Петра III в пользу его несчастной супруги. Григорий же, даром что объявил себя рыцарем и трубадуром Елизаветы Хвостининой, умел утешить и брошенную мужем Екатерину.

Первого мая, в день празднования мира с Пруссией, заключенного неделей ранее, а для армии российской в день ее высшего позора, Алексей Орлов в кругу единомышленников объявил, что император только что приказал арестовать свою жену и сына и лишь заступничество принца Голштинского Георга, дяди Екатерины, спасло ее от заключения в Шлиссельбург. Он предложил офицерам-преображенцам П.Б. Пассеку, С.А. Бредихину, М.Е. Баскакову, А.С. Хвостинину и князю Ф.С. Барятинскому, брату императорского адъютанта, войти в заговор с целью свержения власти ненавистного тирана и предателя интересов Российского государства. Все согласились, кроме Петра Хвостинина. Его ответ ошарашил всех, кто при этом присутствовал: гвардии поручик Хвостинин заявил, что он присягу давал государю императору Петру Федоровичу и нарушать ее не намерен ни в угоду другу, ни из жалости к государыне, ни даже для спасения Отечества. А ему, Алексею, и всем остальным Бог судья.