Книга воздуха и теней - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Грубер cтр.№ 100

(Когда я оглядываюсь назад уже без эмоций, ситуация кажется поразительно прозрачной, но в ту минуту она еще была затянута пеленой тумана. Вдобавок люди чрезвычайно преуспели в отрицании очевидного — взять хотя бы сюжет обо мне и мутти, рассказанный Полом в самолете; до сих пор я практически ежедневно вспоминаю слова брата. Так что не надо стыдить меня за то, что я не сразу нашел правильный ответ, в конце концов оказавшийся столь ясным.)

В этот момент вошла барменша, не похожая на обычных барменш в подобных гостиницах — жизнерадостных розовых блондинок в крестьянских блузках и фартуках из грубой ткани. Это была тонкая, смуглая, строгая девушка в оливковом брючном костюме, может, мальтийка, а может, корсиканка. Она приняла у нас заказ и отбыла без единой шуточки в духе Фальстафа. Марч сказал:

— Ума не приложу, каким образом Эндрю мог связаться с русскими гангстерами. Не укладывается в голове.

— Ему требовались деньги, чтобы легализовать рукопись, — сказал я. — А потом — для поисков пьесы, о которой упоминает Брейсгедл.

— Простите… Брейсгедл? — спросил Марч, и мы удивленно раскрыли рты.

Крозетти выпалил:

— Разве он ничего не рассказал вам о том, зачем прошлым летом приезжал в Англию?

— Говорил, что занимается какими-то исследованиями. Но он всегда занимался исследованиями, теми или другими. Кто такой Брейсгедл?

Я коротко изложил суть дела, а тем временем вернулась барменша с нашими напитками и едой. Я заказал пинту горького пива и прикончил ее как раз вовремя, чтобы послать девушку за второй. Марч внимательно выслушал меня, задал несколько вопросов.

— Мы с Эндрю жили вместе около тридцати лет, — заговорил он, — и всегда вели себя довольно открыто — в смысле, открыто для оксфордцев, я не имею в виду сантименты или что-то в этом роде. Но должен признаться, я не знаю абсолютно ничего об этой истории. Эндрю, возможно, о многом умалчивал, особенно после той ужасной катастрофы, но все же… И я не вижу ответа на основной вопрос: если ему требовались деньги, почему он не обратился ко мне?

— Вы богаты?

— Ох, совсем нет, но у меня есть кое-какие активы, недвижимость, доставшиеся в наследство ценные вещи. В случае нужды я мог бы добыть сотню или около того, не скатившись в нищету. Вы хотите сказать, что ему требовалось гораздо больше?

— Если вы говорите о сотне тысяч фунтов, то нет. Насколько нам известно, он получил у русских около двадцати тысяч долларов.

— Боже всемогущий! Тогда это вообще лишено смысла. Почему он не пришел ко мне?

— Может, опасался, из-за того скандала, — сказал я и добавил, что Микки Хаас задавался тем же вопросом.

Едва прозвучало имя Микки, и я с удивлением увидел мрачное выражение на тонком лице Марча.

— Ну, к Хаасу он ни в коем случае не пошел бы, — сказал он. — Хаас ненавидел его.

— Что? Как вы можете говорить такое? — возразил я. — Они дружили. Микки был одним из немногих, кто поддерживал Булстроуда в академических кругах, когда разразился скандал с подложным кварто. Он пригласил вашего приятеля в Колумбийский университет, когда все остальные даже не глядели в его сторону.

— Насколько я понимаю, Хаас ваш друг.

— Да, он мой старейший друг и один из самых достойных и великодушных людей, каких я знаю. С чего Эндрю вообразил, будто Микки ненавидит его?

— Это не имеет никакого отношения к воображению! — воскликнул Марч. — Послушайте, двадцать лет назад Хаас написал книгу о шекспировских женщинах, точнее, о женских характерах в пьесах. Смысл сочинения сводился к тому, что восприятие Шекспира как оригинального гения лишь усиливает ядовитый индивидуализм буржуазной культуры. Он утверждал, будто «Макбет» на самом деле рассказывает лишь о трех ведьмах, и прочая пустая болтовня в том же духе. Эндрю попросили написать рецензию для литературного приложения к «Таймс». Он разгромил книгу в пух и прах, чего она и заслуживала. Он не только отметил логические и научные ошибки, но и намекнул, что Хаас и сам все понимает, если принять во внимание его более ранние работы; что он написал этот бред с целью угодить марксистам и феминистам — в общем, тем, кто, насколько мне известно, контролирует ситуацию в американских университетах. Сам я не знаком с его книгой, ведь я простой биолог. Удивительно, что мы с Эндрю так хорошо уживались друг с другом; возможно, дело в отсутствии соперничества — две половинки составили единое целое. Он часто вечерами читал мне отрывки. Ну, разразился огромный скандал, на «Таймс» обрушился поток возмущенных писем, появились статьи в мелких журналах. Помню, я тогда думал: какое счастье, что я занимаюсь делом, основанным исключительно на реальных данных. Постепенно все утихло, как обычно бывает, а когда репутация Эндрю пострадала из-за того ужасного мошенника, Хаас отважно защищал его, а потом предложил работу. Никто из нас не упоминал о прежней ссоре. Мы решили, что все забыто, стало лишь частью обычной для академических кругов пикировки. Но мы ошибались. Почти сразу после приезда Эндрю в Нью-Йорк Хаас начал изводить его. Поначалу это были просто завуалированные резкости, их вполне можно было отнести на счет грубоватого американского юмора. Но постепенно становилось хуже, началась мелочная тирания…

— В чем она проявлялась?

— Ох, Эндрю был обещан шекспировский семинар и несколько курсов для выпускников, а вместо этого он получил смешанные группы первокурсников — как если бы нейрохирурга попросили убирать палаты, смывать кровь и выносить горшки. Когда он пожаловался на такое возмутительное обращение, Хаас сказал, что он должен радоваться, получив хоть что-то. Радоваться, что не живет на пособие по безработице и не торгует часами на улице. Эндрю позвонил мне и рассказал об этом отвратительном случае. Конечно, я настойчиво посоветовал сказать Хаасу, что тот может сделать со своим ужасным предложением, и немедленно вернуться домой. Но он меня не послушался. Думаю, он считал такое обращение расплатой за свой научный грех. И… я понимаю, это прозвучит странно и параноидально, но, по словам Эндрю, Хаас измывался над ним и более хитрыми способами. Платежные чеки Эндрю терялись, мелкие предметы исчезали из портфеля, из комнаты. Кто-то сменил замок на его офисной двери. Однажды он пришел на работу и обнаружил свои вещи в коридоре. Оказывается, офис перенесли в другое место, не уведомив его. Лекции, которые он читал в одной аудитории, таинственным образом переносились в другую, на дальней стороне кампуса, и он должен был мчаться туда по летней жаре. Эта ужасная нью-йоркская жара, он так страдал от нее — не привык, после здешней погоды… И кондиционер у него вечно ломался…

— В этом он тоже винил Микки?

— Да, я понимаю ход ваших рассуждений. Каюсь, я сам думал так же: может, он начал сходить с ума? Но доказательств накопилось слишком много, огромная масса мелких деталей… можно ли их придумать? Маловероятно, по моему мнению. Фантазером бедный Эндрю не был ни в малейшей степени. Мы часто шутили, что у него вообще отсутствует воображение. А потом еще и то, что я увидел, когда он вернулся в прошлым году, в августе.