Долина костей - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Грубер cтр.№ 79

Общество относилось к литературе примерно так же, как Орни: основу их книжного собрания составляла литература религиозная и медицинская, а также пособия по сестринскому уходу, однако имелся и художественный раздел, сформированный из классики.

Я прочитала все романы, тем паче что с требованиями читать что-нибудь богословское ко мне никто не приставал. К тому времени я уже не носила больничный халат, а получила ту же одежду, что и все они, когда не исполняли сестринских обязанностей. В память о том, что Общество возникло во Франции, наряд назывался bleude travail, рабочий комбинезон, какие носят механики. Однажды, когда я, сидя в этом прикиде в комнате отдыха, читала Дэниэля Деронду, зашла сестра Мерседес и сообщила, что меня хочет видеть приоресса. Я ответила, что занята, но она решительно забрала у меня книгу и сказала, что приоресса хочет видеть меня безотлагательно. Что ж, я немало слышала о начальнице. Ее называли ротвейлером, и она ела человеческую плоть, когда была в хорошем настроении. Мерседес сказала: «Причешись, а то вся растрепалась», а я послала ее подальше, но к приорессе все-таки пошла.

Мне думалось, что она окажется бабищей с квадратной челюстью, шести футов ростом, этакой боевой кобылой вроде доктора Маккаллистер, выдыхающей дым. Как бы не так: Джетти фон Швериген оказалась маленькой, худощавой пожилой дамой, в полном орденском облачении сидевшей в кресле с книгой. Увидев, что я замешкалась в дверях ее кабинета, она пальцем поманила меня и указала на стул напротив, а сама достала папку, видать мою историю болезни, и внимательно просмотрела. Кабинет был без затей: белые стены, письменный стол, низкие книжные стеллажи, большие настольные часы в футляре из дерева на канцелярском шкафу, несколько фотографий в рамках и большое распятие — единственное настенное украшение. Ее внимательные голубые глаза смотрели на меня сквозь очки в золоченой оправе до тех пор, пока я не почувствовала неловкость. Потом она слегка вздохнула и сказала:

— Эмили Луиза Гариго, что нам с тобой делать?

У нее был акцент, легкий, почти неуловимый. Помню, меня удивило, чего ради немку поставили во главе американского приората. Я ответила, что хотела бы от них свалить, а когда она озабоченно осведомилась, куда же я пойду, не имея ни одежды, ни денег, ответила, что справлюсь, потому что помнила о кубышках с золотом и была уверена, что сумею найти их по памяти. Приоресса, оказывается, знала про наркобизнес, поэтому без обиняков сообщила, что мою физиономию показывали по телевизору, а несколько федеральных агентов заглядывали в приорат. Я спросила ее, почему она не сдала меня, и она сообщила, что это не ее дело, а потом попросила рассказать о той женщине, которую я встретила, когда была ранена, и которая отвела меня сюда.

И я рассказала ей со всеми подробностями о ее лице, головном платке и всем прочем, приоресса кивала и задавала вопросы. Потом она открыла книгу, которая лежала у нее на столе, рядом с художественным альбомом в красной обложке с изображением мужчины, утыканного стрелами. «Средневековое итальянское искусство», — прочла я перевернутые буквы.

Она отыскала нужную страницу, повернула книгу и вручила ее мне. Там было изображение моей сиделки и проводницы, крупный план, цветная репродукция высокого качества — видны были крохотные трещинки, как на старых полотнах.

Меня пробрал холод, перехватило горло, волоски на руках встали дыбом. Подпись под изображением гласила: «Фрагмент композиции. Св. Екатерина, Андре Ванини. Сан-Доменико, Сиена».

Приоресса сказала, что художник, написавший портрет, был другом Екатерины Сиенской и писал ее с натуры: так она выглядела на самом деле. И это то, что видела ты, верно? Я так понимаю, что ты никогда раньше не видела этой картины?

— Не знаю, к чему это вы? — буркнула я, захлопнув книгу.

— Да к тому, что ты, видимо, находишься под покровительством святой.

Я сказала, что в Бога, святых и всю прочую дребедень не верю, а она улыбнулась, покачала головой и спросила, понимаю ли я, что вот прямо сейчас тысячи людей, искренне верующих в Господа, молят Его ниспослать им знак и, возможно, никогда не сподобятся этого, тогда как ты, неверующая, удостоена такой милости. Что ты об этом думаешь? Я пожала плечами и ответила, что, может быть, когда-то видела эту репродукцию, да забыла. Я понимала, что лгу, но стояла на своем: я была больна, бредила, и это была галлюцинация.

Приоресса оказала мне любезность, проигнорировав это заявление.

— Я всегда думала, — сказала она, — что Святому Духу присуще чувство юмора, и это лишнее тому доказательство. Итак, мы возвращаемся к вопросу о том, что ты будешь делать. Я так полагаю, у тебя нет желания оказаться за решеткой.

Нет. Совсем нет. Я не желала встречаться с приорессой взглядом, и мои глаза обшаривали комнату, но там, кроме распятия, смотреть на которое мне не особо хотелось, не за что было зацепиться. Книги на низкой застекленной полке тоже мало помогали, потому что названий на корешках мне разглядеть не удавалось, и в конце концов я наткнулась на фотографию в овальной серебряной рамке — мужчина в военной форме. Лица я не узнала, но сразу опознала мундир.

Я спросила ее, в родстве ли она с генералом Ханно фон Шверигеном. У изнасилованных детей хорошо развита способность менять тему.

Ее бровь изогнулась: она глянула на фотографию и сказала, что это ее отец, а потом спросила, откуда я знаю это имя, и я объяснила, что интересуюсь военной историей. Он командовал двадцать вторым танковым в Нормандии, о чем говорилось в книге Джона Кигана. [19]

Но, как выяснилось, сбить с толку приорессу было не так-то просто.

— Вообще-то, — сказала она, — разговор у нас тут о тебе, а не о моем отце или давнишних сражениях.

Потом она добавила, что я уже не настолько плохо себя чувствую, чтобы бездельничать, и поэтому мне предоставляется выбор. Или получить от них одежду, немного денег и идти на все четыре стороны, или остаться у них, чтобы осмотреться и подумать. Чем мне заняться, они найдут. Живут тут по слегка видоизмененному бенедиктинскому уставу: работа и молитва.

Я сказала, что я атеистка, на что она ответила, что атеизм это старая, распространенная, уважаемая вера, некоторые из ее близких друзей атеисты, и что она работала с атеистами, которые были лучшими христианами, чем она сама может надеяться когда-либо стать. Поэтому я могу верить во что угодно, но чего мне не следует делать, так это пытаться разрушить чужую веру, потому что, во-первых, вера дана от Бога, поэтому у меня все равно ничего не выйдет, а во-вторых, это просто невежливо. В таких общинах принято соблюдать определенные правила, и если я захочу остаться, мне придется им следовать.

Интересно, что во время этого разговора я краем глаза видела за своим левым плечом сияющего: он ничего не говорил, но, как и после маминого самоубийства, и после истории с Хантером, направлял мне посыл: сматывайся. Я и сказала, что, пожалуй, лучше пойду, но тут приметила взгляд приорессы, устремленный за мое левое плечо, вообразила, будто она тоже его видит, и это напугало меня больше всего, что со мной случилось за все это время. Я остолбенела, замерла, как покойница, и все вокруг замерло. Только часы тикали, очень громко, но с каким-то растянутым звуком, словно растянулось само время. Не тик-так, тик-так, а тик… так… тик…