Тропик ночи - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Грубер cтр.№ 5

Это не шутка. У моих родственников нет воображения, зато есть гордость. Подобно апокрифическому нефтяному барону из Техаса мистеру Хоггу, который назвал своих дочерей Юра и Айма, [8] мой отец просто не сообразил, что по традиции в английской юриспруденции именем Джейн Доу обозначают в протоколах неопознанный женский труп. В семействе Доу был не слишком большой выбор фамильных имен, повторявшихся из поколения в поколение: Мэри, Элизабет, Джейн, Клара. Моя бабушка по отцу носила имя Элизабет Джейн, у нее было четыре сына; в нашей семье мне как старшей дочери полагалось дать имя Джейн Клара, а моей сестре — Мэри Элизабет. Моей покойной сестре.

Я выпроваживаю Джейка на улицу, когда наступает ночь — освещенная множеством звезд ночь в тропиках, волнующая и возбуждающая. По крайней мере так она действует на меня, и так бывало в долгие летние сумерки высоких широт. Мы, я и Лус, сидим за столом при свете нашей бумажной луны. Девочка рисует фломастерами в новом блокноте какие-то знаки, густо заполняя ими всю страницу. Я спрашиваю ее, что это такое, но Лус не отвечает. Тогда я устанавливаю на столе старый «Ундервуд», приобретенный в Гудвилле, и начинаю старательно создавать на нем свидетельство о рождении по форме, принятой в Мали. Образец имеется в бумагах Долорес. Аккуратный пакет свидетельств о рождении и еще один пакет свидетельств о смерти. Она была сестрой-акушеркой и разъезжала верхом по всему бушу. Я хранила оба пакета в своем тайнике, даже не знаю зачем, зато теперь я печатаю на машинке спасительную фальшивку. Еще раз спасибо тебе, Долорес.

Я ставлю дату дня рождения Лус — десятое августа, в память моей сестры. Быть может, Лус и вправду вырастет маленьким Львом, но, скорее всего, звезды не обманешь. Во всяком случае, официально ей исполнится пять лет через пару месяцев. Я устрою для нее праздник в честь дня рождения, приглашу Полли Риберу и ее детей, а также друзей Лус из дневного детского сада, куда я хочу ее устроить. Я дошла до строчки, где полагается указывать имя отца. Я задумываюсь на минуту, перебирая возможные варианты. Логично было бы вписать в эту строчку имя моего мужа. У него подходящий цвет кожи, и он позабавился бы, узнав о таком казусе… при условии, если еще сохранил чувство юмора. С другой стороны, да, с другой стороны… Я впечатываю в свидетельство имя Муса Диара, столь же обычное в Мали, как в Англии или Америке Джон Смит. На строке, где надо указать место жительства отца, я печатаю слово «умер». Еще несколько мелочей, и дело сделано. Несколько раз сворачиваю и разворачиваю листок, чтобы придать ему видимость подлинности; потом я беру конверт Долорес и вытряхиваю на стол его содержимое. Как я и предполагала, на светлом деревянном столе появляется тонкий слой красной пыли. Я набираю эту пыль на палец и втираю в свидетельство о рождении. Теперь оно выглядит точно так же, как любой документ из Республики Мали. Я испытываю чувство полного удовлетворения, зная, однако, что настоящую экспертизу бумага не прошла бы. После слов «подпись врача или акушерки» я шариковой ручкой вписываю имя Улуме Па. Улуме — врачеватель особого рода, и я уверена, что уж он-то позабавился бы от души.

Я складываю документы обратно в конверт и прячу его в ящик под полом. В ящике лежат и другие материалы: рукописи, мои дневники, а также некоторые предметы. Культурные артефакты. У меня слегка сводит мышцы живота, когда я бросаю взгляд на все это. Я достаю дневник в алюминиевой обложке, запертой на замочек. Он так же точно покрыт пылью Мали, как и все остальное; прежде чем закрыть ящик, я кладу дневник на пол. Так, ящик закрыт, плитка уложена на место, на нее поставлена жестянка для мусора. Мы, американцы, расположены к действию, а в ящике находится среди прочего и то, что я могла бы обратить против него, однако инстинкт меня удерживает, а может, я просто стала трусихой или всегда ею была. И начинается: может, я спятила, может, никакой опасности нет, а он вообще забыл обо мне, может, это всего лишь чувство вины. Однако, как говаривал отец, лучше поберечься, чем потом сожалеть.

Лучше затаиться и сидеть в укрытии. Только глупая обезьяна дергает леопарда за хвост, говорят оло. Или, как учил меня мой старый сенсей, [9] иногда сражайся, иногда обратись в бегство, а иногда не предпринимай ничего. Насколько мудры эти присловья! В некоторых культурах разговор почти полностью состоит из превращенного в особый ритуал обмена такими вот поговорками, и какая-нибудь особенно меткая фраза вызывает изумленные взгляды и общий ропот одобрения.

Мы готовимся ко сну. Я наполняю ванну теплой водой и мою волосы Лус. Первое время в них полно было гнид и вшей, и мне приходилось использовать специальные составы, чтобы избавить девочку от насекомых, но сейчас мы уже перешли на детский шампунь «Брек». Я пользуюсь пляжным ведерком Лус, поливая из него голову девочки, чтобы смыть мыльную пену. Лус это нравится, она улыбается, правда, не так солнечно, как Джейку, но тоже ясной и светлой улыбкой.

— Еще, — просит она.

Это ее первое слово.

— О, да ты умеешь говорить, — радуюсь я, и сердце у меня вибрирует, хоть я и понимаю, что это всего лишь начало.

Выливаю еще ведерко Лус на голову, она смеется. Мы выходим из ванной, я вытираю ее и себя, потом мы направляемся в спальню и надеваем футболки с рукавами, в которых спим. Лус бежит к вентилятору и включает его.

— Ну вот, ты включила вентилятор, — произношу я в соответствии со своим планом «наполнять воздух словами», как будто это само по себе творит добро.

Вполне вероятно, большую часть своей коротенькой жизни Лус провела в каком-нибудь закутке, запертая на ключ. Никто не разговаривал с ней, и ее разговорные способности угасали день за днем. Такое случается.

Я укладываю ее под простыню и ложусь рядом. Мы смотрим книжку о птицах, я говорю название каждой и обещаю Лус, что на днях мы с ней пойдем и полюбуемся на живых птичек. Потом мы читаем про Берта и Эрни. Берт решил сам смастерить книжную полку, но все у него валится из рук: то он не может найти отвертку, то ему приходится в одиночку поднимать полку, чтобы закрепить ее на стене, но упрямец все равно не хочет просить помощи у Эрни. В конце концов полка падает ему на голову. Потом они с Эрни мастерят полку вместе. Мораль: сотрудничество — это хорошо. Однако оло непременно захотели бы выяснить, какие в точности родственные и общественные отношения существуют между Бертом и Эрни, какое право имел Эрни предлагать помощь и какое право имел Берт от нее отказываться, и далее, как был распределен результат их деятельности. К тому же они были бы совершенно уверены в том, что отвертка на самом деле не терялась, а исчезла из-за колдовства, ибо Берт сделал недостаточные приношения бабандоле, [10] когда пришел к нему за предсказанием по поводу предпринимаемого дела. Так вот и текут мои мысли, текут безостановочно, цепляясь одна за другую, и нет никакой возможности вернуть себе культурную девственность. Я лежу рядом с Лус, пока она не засыпает. Дитя моей души, на языке оло — сефуне. Между нами нет генетической связи, но я с радостью отдала бы за нее собственную жизнь, и, возможно, так оно и будет, если он найдет нас, и что тут может поделать эволюционная психология?