Тайна Шампольона - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Риу cтр.№ 25

Гарем Хасана Кашефа, расположенный в квартале Наср, использовался как место для собраний. Это была только часть Института Египта, состоявшая из четырех дворцов, что соперничали друг с другом по красоте и блеску. Свет в них пробивался сквозь узкие отверстия, пробитые в известковых стенах, а в комнатах находились бассейны, которые до бесконечности отражали в себе красоту замысловато отделанных потолков. Проникнув в эти дворцы, можно было найти богатые украшения из золота, серебра и мрамора, отчеканенные на стенах мастерами, одно терпение которых уже можно считать искусством. Дальше все зависело от воображения. Иногда вдруг начинало казаться, что слышишь тихие шаги слуг, или сладкий смех женщин гарема, или певучие молитвы рабов. То была идеальная гавань для ученых — в ней нас переполняла гордость, она успокаивала нас мудростью, коя здесь являлась сама собой.

Никто не сожалел о нашем Парижском институте, ибо тот, что мы создали в Каире, располагал многоцветными и душистыми садами, где роскошные породы апельсиновых деревьев и финиковых пальм расцветали пышнее, благодаря таланту архитекторов, сумевших создать здесь уникальную систему орошения. Вода циркулировала по аллеям, под ступенями, которые вели к новым террасам, где тишина, так способствующая размышлениям, нарушалась только приятным и утешительным журчанием водяных струй. По воле целой армии изобретательных садовников вода то исчезала в земле, то вдруг снова била вверх. И освежающая волна возобновляла свой бег к роскошным амфитеатрам, где красные и голубые цветы, ласкаемые легким бризом, окружали вход в лабиринт, вырезанный в виноградных зарослях, привлекательность коих смягчила бы и Минотавра. Это водное чудо было обязано своим существованием Нилу, который протекал неподалеку от дворцов Насра, места, идеального для науки и для исследований, многообещающего с точки зрения открытия тайн этой страны.

Тут становилось ясно, что чудеса науки могут дать о себе знать в любой момент, несмотря на варварскую ярость тех, кто этому противился. Однако мне будущее виделось запятнанным кровью, пролитой в обоих противоборствующих лагерях. Восстание остудило наш порыв. Разве не предал Бонапарт своих ученых, вынудив их во все это вмешаться? К чему он их вел — к победе силы знания или к поражению силы оружия? Отныне, считали многие из нас, надо было сражаться, сопротивляться, быть безжалостными. Некоторые спрашивали себя, для этого ли сюда приехали. Все опасались новых испытаний, что окажутся еще страшнее. Что нам готовили ближайшие дни, недели и месяцы?

Итак, ученые собрались в огромном салоне гарема Хасана Кашефа. Одни были в прострации; другие нервно ходили взад и вперед. Отмечали отсутствующих. Оплакивали погибших.

Сулковский, [87] Тевено, Манжен, Рюссель, Дюваль… Вспоминали столько всяких ужасов и жестоких сцен, что благосклонность Бонапарта начинала выглядеть оскорбительной. Художник Виван Денон, [88] протеже Жозефины де Богарнэ, который погрузился на борт «Юноны», вопреки мнению главнокомандующего, обычно выступал резче всех. Этот неутомимый и талантливый человек никогда не оставлял своих кистей и полотен. Он писал лица, памятники, пейзажи. Это позволяло ему схватывать дух времени. Его наблюдательность делала его человеком, к которому прислушивались. Во время поездки на север Египта, говорил он, ему довелось оценить настроения и характер местных жителей, и теперь он может утверждать, что они понимают только силу.

Форжюри с пылом, свойственным молодости, выражал то же мнение:

— Надо вести себя здесь самым жестким образом!

Мое мнение имело побольше оттенков и нюансов, и он меня за это упрекал.

— Ты поддерживаешь Бонапарта, и оттого ты слеп.

Мне нравилась его прямота, я любил, когда он говорил со мной так. Форжюри был не похож на других. Он не боялся говорить то, что думал. Это был человек увлекающийся, но честный, и эти его добродетельные качества способствовали нашему сближению. Я всегда больше доверял тем людям, которые не соглашались со мной и прямо об этом говорили, нежели подхалимам, которые соглашались со всем, что могло бы понравиться Бонапарту. Я готов был принять то, что мне искренне предлагал Форжюри, а предлагал он мне дружбу — это значило спрашивать с друга только то, на что друг способен, и не больше. Форжюри сомневался в Бонапарте? Тем лучше! Он давал мне тот самый импульс, которого мне не хватало и о котором Фарос говорил в день праздника Нила. Он не хотел пасть пред обаянием этого человека.

— Вот так становятся глухими и ослепленными…

В тот день он так мне и сказал. Но я чувствовал по его взгляду, что его привязанность сильнее, чем критика. Для нас настало время, когда все можно было обсуждать без страха и ненависти.

— Сила слепа, — ответил я. — То, как армия повела себя в мечети Аль-Азхар, будет иметь тяжелые последствия.

Ведь это не просто место для молитв. Это также и университет. Это перевалочный пункт, где можно было налаживать связь с местным населением. Теперь же то непрочное согласие, которое мы шаг за шагом строили с каирской элитой, умерло!

— Каир понимает только силу и подчиняется только силе…

Чтобы подтвердить эту мысль, Форжюри решил рассказать нам историю:

— А знаете ли вы историю происхождения Аль-Кахиры?

Очень многого мы, конечно, не знали. Ученые собрались вокруг Орфея Форжюри. Его резкий голос взмывал к высоким потолкам салона гарема Хассана Кашефа.

— После завоевания Фатимидов, [89] которые захватили Египет в 969 году, они решили построить здесь новую столицу.

И вот как родилась мощная Аль-Кахира. Чтобы определить место ее заложения, они поставили своих лучших астрологов таким образом, чтобы образовать квадрат со сторонами приблизительно в триста шестьдесят метров. Затем их соединили между собой тонкой веревкой, на которой были повешены колокольчики. Одного движения рукой было достаточно, чтобы они зазвонили все вместе. Это должно было послужить сигналом для начала работы землекопов. Но не раньше, чем астрологи выберут наилучший для этого момент, коснувшись веревки. Время шло. Все стояли и ждали звона колокольчиков. Но астрологи никак не могли решиться. В это время прилетел ворон и случайно коснулся веревки. Тотчас же, думая, что это долгожданный сигнал, все принялись копать. Так что же выбрал этот ворон? Наихудшую судьбу для города или наилучшую? Астрологи посмотрели на звезды и обнаружили, что колокольчики зазвучали точно в тот момент, когда на горизонте появился Марс. И тогда было решено, что новый город будет носить название Аль-Кахира, что с арабского переводится как Марс…