Наследство последнего императора - читать онлайн книгу. Автор: Николай Волынский cтр.№ 187

Они несколько минут слушали шелестенье мелкого дождя, который постепенно перешел в водяную пыль и носился в воздухе неслышно. Алексей наклонился, сорвал длинную травинку и, покусывая ее сладкий конец, задумался. Потом произнес совсем не детским тоном:

– Все-таки мне до сих пор непонятно: когда и где была сделана главная ошибка? И можно ли было ее вовремя предусмотреть? Вот уже неделимой России нет – разрезана. Это можно когда-нибудь поправить?

Николай ответил не сразу: он вдруг с огромным удивлением отметил, что сын за этот год сильно вырос, вернее, повзрослел – настолько, что разговоры с ним в последнее время стали для Николая серьезной умственной работой. И она требует гораздо больше усилий, нежели разговоры на подобные темы с великими князьями, с министрами и советниками и даже с Сандро, которого Николай считал самым умным из всех Романовых.

– Знаешь ли, я тебе скажу так, сын мой Алексей… Ошибка моя главная в том, что я, будучи в твоем возрасте, не задавал себе вопросов, какие задаешь себе и мне ты. Их для меня вообще не существовало. Я ведь не готовился царствовать.

– Но и дедушка тоже не готовился царствовать! – возразил Алексей. – И образование у него было похуже твоего. Однако же говорят, что его царствование было самым плодотворным и самым мирным в прошлом веке – образец процветания!

Николай хмыкнул.

– Кто же это тебе сказал? Уж не граф ли Витте? Или ты где-нибудь прочел?

– Жилик говорил, – ответил Алексей.

– Мсье Жильяр – хороший человек и неплохой учитель французского, – заметил Николай. – Но он – иностранец, родился и воспитывался в Швейцарии. Он не может знать, а еще важнее – понимать Россию как русский человек. И его мнение о наших русских делах далеко еще не резон… Твой дедушка сделал много хорошего – это этак. Например, отобрал в имперскую собственность все частные железные дороги, потому что понимал: при наших огромных пространствах железная дорога – огромной силы скрепляющий элемент. Она не может находиться в руках Иоллосов, Поляковых и Рубинштейнов, как было до того. Дедушка заложил основы процветания промышленности и то, что мы имеем сейчас…

– Имели, – вставил Алексей.

– Не перебивай! – строго сказал отец. – Отвратительная у тебя появилась привычка. Отбиваешь желание общаться с тобой, потому что непонятно: ты истину ищешь или желаешь слушать себя, самого любимого…

– Я постараюсь, – искренне пообещал Алексей.

Николай усмехнулся.

– Верю, – сказал он. – Потому что заметил за тобой: при массе твоих отрицательных качеств, есть у тебя, среди прочих, одно положительное – такое, которое уравновешивает многие отрицательные… Мне показалось, что если ты даешь слово, то непременно его держишь. Или, как минимум, стараешься сдержать.

Алексей покраснел и даже слегка заволновался: его очень редко хвалили. Льстить – льстили, а справедливых похвал он слышал мало.

– Вполне допускаю, – продолжил отец, – что имеется масса случаев, когда ты слово даешь и не выполняешь. Но мне они пока не известны, и поэтому подчеркиваю: это очень хорошее качество, может быть, даже в человеке самое лучшее. Имей в виду и запомни навсегда: это нормальное качество нормального человека, и кичиться тут нечем. Так должно быть. Так вот… Успехи в развитии промышленности, которые имели место перед войной, были заложены твоим дедом. Можно перечислять еще много хорошего, что видят в государе Александре Миротворце иностранцы. Но они – все-таки иностранцы. И как бы ни признавались в любви к России, их любовь, за крайне редкими, единичными исключениями, всегда носит коммерческий характер. Есть для иностранца выгода – он любит Россию. Нет выгоды – не любит. Точно так, как человек может любить или не любить свой счет в банке.

Крайнее удивление выразилось на лице Алексея, и Николай понял, что сейчас сын спросит: «Тогда почему же мне в воспитатели назначили иностранца, а не русского? У тебя ведь был Победоносцев!» И он не знал, что ответить, но, к счастью, разговор их был прерван.

С пулеметной вышки у ворот спустился по лесенке солдат и, оглянувшись по сторонам, быстро пошел прямо к Николаю и Алексею. Когда он поравнялся с ними, рука Николая машинально дернулась к козырьку, но он успел ее сдержать, хотя это был действительно солдат, а не рабочий, из которых состояло большинство охраны. К удивлению Николая, солдат, снова быстро оглянувшись по сторонам, коротко, почти незаметно, козырнул в ответ и произнес шепотом, но вполне отчетливо:

– Здравия желаю, Ваше Величество и Ваше Высочество!

– Здравствуй, здравствуй, братец! – Николай был тронут до глубины души. – Прости, запамятовал, как звать тебя…

Солдат открыл было рот, но Николай его прервал:

– Погоди, хочу сам вспомнить! – он задумался на несколько секунд и радостно сказал: – Как же, Клещев Иван Николаев из Шадринска. Правильно?

– Так точно, Ваше Величество! – удивился Клещев.

Он сунул руку за пазуху, вытащил плоскую жестяную коробку и протянул ее Николаю.

– Велено вам передать.

– Что это? – недоуменно спросил Николай. – Кто велел?

– Комендант. Велел незаметно и вас просить, чтобы вы, Ваше Величество, никому не сказывали, откуда.

Николай и Алексей переглянулись и, изумленно уставились на Клещева.

– Постой, братец, – наконец сказал Николай. – Ничего не понимаю. Кто передал? Что это?

– Наш. Комендант дома особого назначения Авдеев Александр Дмитриев просил дать незаметно, и чтобы вы никому не говорили, – повторил солдат.

И тут выдержка изменила Николаю. Гримаса отвращения и брезгливости одновременно промелькнула на его лице. Он разжал пальцы, жестянка выскользнула и шлепнулась в лужу. Клещев в ту же секунду, мгновенно выхватил ее из воды, вытер рукавом и, снова, воровато оглянувшись, подал Николаю.

– Вот, извольте, Ваше Величество.

Николай взял жестянку двумя пальцами.

– Что здесь?

– А вы откройте, – посоветовал Клещев.

Николай с усилием открыл плотно сидящую крышку и глазам своим не поверил: коробка была забита превосходными папиросами «Зефир». Он осторожно взял одну, понюхал. Да, «Зефир», еще дореволюционный, но по-прежнему хранящий свой удивительный аромат, такой аппетитный, что у Николая даже слюнки потекли.

Он вспомнил, как позавчера другой солдат рвал здесь в саду лопух, и поинтересовался:

– Зачем тебе лист, братец?

– А для табаку! – ответил тот.

– Как же это?

– Нарублю, высушу и курить буду, – весело ответил солдат. – Нешто вам тоже нарезать?

– Нет, спасибо, голубчик, – ответил Николай, а сам подумал: «Надо бы попробовать, а то совсем спасу нет». И вот – настоящий табак, да еще какой!

Николай пошарил по карманам.

– Куда же я их дел? – пробормотал он.